ногами гудело. Хотелось кричать: «Это не моя придумка!» Но подружку не выдала.

Эксперименты с Аленой закончились. Стоять на страже секретных дел я научилась, бабушка ничего не узнала. Следующий поцелуй случился уже не скоро.

– Значит, хорошие сапоги надо брать, – эхом вытащила из отголосков памяти Даша. И рассмеялась своей же шутке. Смех детским мячиком прокатился по комнате, ударился о холодные стены и примкнул к моей безразличной груди. Как же можно так искренне забавляться? И так тепло.

– Накрасилась, значит, накрасилась. Не стирать же красоту, – обескуражила Дашка. – Кстати, я принесла чай с ароматными фруктами, – она потрясла яркой упаковкой.

Это был мой любимый. Обжигающий, крепкий, яркий. Как настоящая дружба.

Чайник зашипел и клубы пара выпорхнули наружу. Даша засуетилась. Она всегда суетилась в хозяйственных вопросах. Казалось, что соревнуется с невидимой соперницей. В гонке предприимчивости я не поспевала и позволяла себе немного лениться.

– Ри-ита! Что это? Ты посмотри на свою кружку! – «деловая колбаса» тыкала мне в лицо вчерашний, ладно, кого я обманываю – позапрошлонедельный напиток.

«Бульк», – уркнуло болото в чашке.

«Ну и что», – уркнула совесть.

«Эээ», – протянула я в поиске оправданий.

Захотелось извиниться перед коллегой за неряшливость, но угрызения совести передали привет и брызнули мыльным пузырем. Двенадцать рабочих часов – серьезное оправдание. Желанный образ идеальной сотрудницы утонул в одноразовых чашках.

Даша покачала головой, резко развернулась и вышла уверенно-твердым шагом. Румянец полоснул щеки пурпуром. Я неловко застыла посреди кабинета.

Ненавижу.

«Отшутиться? Помочь?» – мысли всколыхнулись. Дашка вернулась так же молниеносно, как и ушла. В моих руках оказалась аккуратная розовая коробочка и чистая кружка.

– Вот! С наступающим! – улыбка и еще что-то неуловимо-гордое раскрасили ее лицо.

– Конфеты? Как мило, – румянец пробрался к ушам.

Получать подарки было делом привычным, друзья мужчины часто оказывали знаки внимания. Коллекция мелких презентов бережно хранилась в кабинете словно трофеи, добытые на полях отношений.

Но от чего же краснею?

Я отложила драгоценные сладости на самую видную часть стола и заметила небольшую открытку.

Новая карточка переливалась в ладони, уютная и нежная, как подснежник ранней весной. На развороте показались широкие и совсем не изящные буквы: «Моей лучшей подруге»…

Тяжелый механизм чувств, что так долго стоял без ухода, сорвался. Исчез кабинет. Исчезло все, кроме размашистых букв. Ощущение собственного ничтожества переполнило легкие. Неизвестная нежность приготовилась пролиться из глаз. В тот момент я будто впервые получила признание. И даже не в любви. А признание человека человеком. Настолько близким, чтобы называться другом.

– Спасибо, Даша, – прошептала той, что подарила надежду.

Ощущение липкой жвачки исчезло. В душе поселился ясный отблеск нового чувства, легкого и свежего, как настоящий женский смех.

Леночка

Екатерина Сиротина

@sirotina_eco

– Женская дружба, она как кот Шредингера, будто бы есть, но на самом деле – ее нет. – Максим рассмеялся шутке и ждал реакции жены.

Мягкий снег искрился под фонарями и окутывал ее легким облаком. Боже, как же ему повезло.

– Это ты об отношениях в змеюшнике, – Марина запустила в него снежком, – а не про дружбу. Она подошла и обняла мужа, – настоящая женская дружба не ищет зла, долготерпит, не радуется неправде, а сорадуется истине, не завидует, милосердствует и все покрывает. – Она с закрытыми глазами пыталась вспомнить послание апостола Павла.

Максим улыбнулся и продолжил:

– И никогда не престает, даже когда языки умолкнут и знание упразднится. Ну ладно, ну что ты обиделась.

Я ведь не про Леночку. Это исключение, которое подтверждает правило.

– Все, пойдем домой. Уже замерзла и дети ждут. Я не обиделась. И это только для меня она Леночка. – Марина стряхнула снег с мехового воротника и спрятала в нем лицо, – давай съездим к ней завтра.

На следующий день снег растаял. Влажный неподвижный воздух впитывал выхлопы машин, и они нефтяным привкусом оседали в горле при каждом вдохе.

За городом в лесу дышалось легко. Мороз насквозь пронизывал свежестью.

– Дай мне пять минут, сначала я поздороваюсь, – Марина вышла из машины и пошла по едва видневшейся тропке. Влажно пружинили под ногами слежавшиеся бурые иглы. Верхушки сосен пронзали графитовые глыбы облаков и не давали солнцу ни малейшего шанса. Вот и Лена. Скрипнула калитка оградки.

«Здравствуй, друг мой, – Марина легко коснулась серого камня памятника. – Как ты там, на своих небесах? Я так по тебе скучаю.»

«Матрешка сдала сессию с четверкой, так что не видать ей повышенной стипендии. Ванька опять сопливит – придется больничный брать. Максима повысили, а зарплату – нет, только работы добавили.»

Марина привычно пересказывала новости и одновременно сгребала иглы, выдирала цветы-однолетники, протирала влажной тряпкой памятник, раскладывала печенье для птичек. Зажгла свечу. Распрямилась. Вздохнула. Устало присела на скамейку и провалилась в воспоминания.

– Про ребенка сообщу в опеку. Нечего ему с воровкой делать. Деньги с окончаловки вычту, – заведующая не слушала. – Все решено, заявление подписано.

Марина стояла одеревеневшая. Неожиданная обида облепила ее серым пластилином, поселилась болью в груди, заставила голос дрожать.

– Я ничего не брала. Вы же знаете…Я не брала! – Горло перехватывало, голос стал тонким и прерывался шепотом.

– Пшла вон! Скажи спасибо, что по собственному, – заведующая детсада склонилась над столом и смотрела на разложенные бумаги.

Марина вышла и тихо закрыла дверь кабинета.

Поздно вечером, когда дочка уснула, она включила воду на кухне и разрыдалась. Еще вчера искрилась радостью в счастье. Странно, что не понимала этого. Работа, квартира, дочка в садике – все сложилось. Сама себе хозяйка. Денег вечно не хватало, ну и что? Не боялась? А сейчас… Что им делать, господи?

Тихий стук в дверь заставил ее подскочить. «Глазок» округлил соседку – манерную даму из смежной квартиры. Высокая, прямая, и смотрит вечно свысока.

– Что вы стучите, дочка спит. Случилось что? – Марина приоткрыла дверь, цепочку оставила.

– Здравствуйте, милочка. Открывайте, чай будем пить. С коньяком.

– Вы что, уже полночь, – девушка от холода переступала босыми ногами.

– Ничего страшного. Я на пенсии, а ты – безработная. Открывай.

Тон бывшей учительницы не оставил выбора.

– Проходите на кухню, – Марина отступила. – Откуда вы знаете?

– Город небольшой. Мне уже позвонила бывшая ученица. Заведующей детсада работает, – дама усмехнулась, – предупредила, чтобы с соседкой осторожней была. Меня Еленой Георгиевной зовут. Но для тебя – Лена.

На недоуменный Маринин взгляд она хихикнула, точно школьница.

– Вот вырастешь и поймешь. Смотрю на себя порой в зеркало и удивляюсь. Тело стареет, а душа молодостью упирается, не согласна. Давай, рассказывай, а то от твоего плача у меня стена