Я протирала каминную полку в комнате Рэйнара, напевая какую-то английскую песню и дико перевирая слова. Прошло целых две недели с моего обращения. Четырнадцать дней. Или лун, как считали время здесь. В конце каждого дня я оставляла маленькую черточку около камина в своей комнате, используя прогоревший уголек в качестве карандаша.

Жизнь постепенно входила в колею. Неизменным оставалось одно — мое желание покинуть этот сумасшедший мир. Я не могла привыкнуть ни к мясной каше по утрам, ни к ранним подъемам, ни к тому, что не могу распоряжаться своим временем так, как того хочу. Но больше всего мне не хватало… Нет, не возможности провести время с интересной книгой и даже не интернета, а моей работы в приюте для животных. После развода я все силы отдавала волонтерской деятельности, и сейчас мне казалось, что я лишилась чего-то поистине важного.

Бесконечные размахивания тряпкой и смены постельного белья доводили меня до умопомрачения. Я не торопилась ни с кем сближаться. Даже с Фирой, помня о ее любви почесать языком в присутствии альфы, я старалась теперь не разговаривать без острой необходимости.

Каждое утро начиналось с того, что я бежала на кухню, где с опаской смотрелась в начищенный до блеска котел, проверяя, не изменили ли мои глаза свой цвет. И с радостью выдыхала, поняв, что это по-прежнему я, а глаза все еще зеленые.

Получив задание на день, я скользила по замку, как робот, выполняя те виды работ, которые мне назначали. После памятного разговора с Рэйнаром я собиралась следовать своему плану и выполняла его безукоризненно. Жаль только, что альфу после того утра я не видела и оценить мою исполнительность и благоразумие было некому. Однако я жила надеждой, что Фира расскажет ему, что я по праву заслужила звание «работник недели».

Рэйнар уехал и отсутствовал уже полторы недели. С ним же уехали Далла и Хольд. Из обрывков разговоров, которые мне удалось уловить, выяснилось, что они отправились на Совет, который устроили альфы других стай. Вот почему Рэйнар был таким мрачным в то утро. Бежать я не пыталась, потому что после отъезда альфы подъемный мост не опускали. Замок Рамаин был словно отрезан от остального мира.

За эту неделю я изучила замок сверху донизу и пришла к неутешительному выводу — выбраться отсюда можно только через главные ворота. Также, пользуясь правом уборщицы покоев альфы, я прошерстила все ящики его стола и даже перетрясла книги в надежде найти хотя бы карту Багряного Леса. Но из одной книги выпал лишь небольшой портрет светловолосой красотки с пухлыми губами и взглядом с поволокой, а в столе обнаружились только деловые письма с вожаками других стай. Все эти находки никак не могли мне помочь.

В это утро я выбросила из головы все мысли, целиком сосредоточившись на уборке. Я пела и пела, пританцовывая около полок с мокрой тряпкой в руках. Музыка! Вот чего еще не хватало в этом мире!

По вечерам члены стаи собирались на ужин в главном зале, а после доставали самодельные дудочки и инструменты, напоминающие средневековые лютни, и наигрывали на них незамысловатые баллады о временах Великого Гона и первом альфе, которого покинула его ирримэ.

Эта баллада вызывала неизменные слезы на глазах у особо сентиментальных оборотней. Мне же каждый раз было смешно, но вовсе не потому, что я сухарь, а потому что вышеупомянутая ирримэ сбежала с бета-волком, оставив незадачливого альфу с носом. Вот вам и вечная любовь! Заканчивалась баллада душещипательными строчками:

Вот именно эти строчки и вызывали у меня смех. Если уж у альфы были силы распевать, получается, не так уж он и страдал. Факт оставался фактом. Если к порошку для чистки зубов из яичной скорлупы я еще могла привыкнуть, то за возможность послушать свои любимые песни, не раздумывая, продала бы душу.

Тихий смех заставил меня замереть на месте, а затем и резко обернуться. Небрежно прислонившись к косяку двери, стоял Рэйнар собственной персоной. Увлеченная пением, я не услышала, как он вошел. А теперь он еще и увидел мое кривляние. Какой позор!

— Я уже заканчиваю, — быстро сказала я, умоляя щеки не краснеть. — Я думала, что успею закончить раньше. До того, как… — Я неопределенно взмахнула тряпкой.

Рэйнар широко улыбался. За время, что его не было, я успела позабыть, насколько же он красив. Красив и опасен. И теперь жадно всматривалась в его лицо. Я знала, что он видит мой взгляд, но ничего не могла с собой поделать. Я увидела, какие темные у него подглазины. Будто он не спал несколько ночей. Длинные волосы спутанными прядями рассыпаны по плечам, а подбородок зарос темной щетиной. Однако хоть Рэйнар и выглядит уставшим, от всей фигуры исходит аура силы. В комнате сразу словно стало меньше места.

Я подхватила ведро с водой, но выйти мне мешала массивная фигура альфы, загородившая проход. Одежда темного цвета была в пыли. Видимо, он только что вернулся.

— Что это за язык? — спросил он. — На котором ты пела.

— Один из многих, откуда я родом, — пожала я плечами.

— И о чем ты пела?

— О монстре.

— О монстре? — с улыбкой переспросил Рэйнар. — И что же ужасного он совершил, раз об этом сложили песнь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Тебе и правда интересно? — с сомнением спросила я.

— Да.

— Прикинулся хорошим парнем, а потом убил свою возлюбленную.

— Волк так бы никогда не поступил, — покачал Рэйнар головой.

Я проглотила обвинение в том, что волки поступают куда как хуже, обращая смертных.

— Даже если бы возлюбленная волка совершила поступок, который он не смог простить? — осторожно спросила я.

Рэйнар внимательно смотрел на меня. От него пахло лесом, землей и потом. Однако это сочетание было мне приятно, я почти жадно втягивала носом воздух.

— Если мы говорим об истинной ирримэ, нет ничего такого, чего бы ей не смог не простить возлюбленный.

— То есть если бы та блудная ирримэ из баллады вдруг вернулась, альфа принял бы ее обратно?