В этот момент у Саши зазвонил телефон. Это была тетушка.

– Марина сказала, что ты сейчас дома.

– Да.

– Там ко мне должен кое-кто прийти.

– К вам пришел некто Ярослав из галереи.

– Уже пришел! – воскликнула тетушка. – Надо же, как неудобно получилось. Он там, я тут. Слушай, Саша, покажи ему сам все, что он захочет осмотреть. Я сама сейчас никак не могу уйти.

Саша пообещал, что все покажет, и пригласил Ярика входить. Ужин откладывался на неопределенное время, но Саша не огорчался. Визит Ярика мог помочь ему в расследовании. Если картины и впрямь такие ценные, как утверждают эксперты, они одни могут стоить целое состояние. И кое-кто не очень хороший мог всерьез заинтересоваться ими, а заинтересовавшись, пожелать завладеть полотнами.

С Яриком они быстро нашли общий язык. Тот оказался легок в общении, прост и откровенен.

И первым делом он сказал Саше:

– Удивляюсь легкомыслию милейшей Елизафеты Федоровны. Каждая из этих картин может уйти на аукционах за десятки, а то и сотни тысяч, и отнюдь не рублей. Но, обладая таким сокровищем, старушка не пожелала установить на дверь даже простенькую охранную сигнализацию. Просто чудо, что ее до сих пор еще не ограбили.

Саша тем временем разглядывал картины, о которых шла речь. Какие-то разводы, парящие в воздухе, упитанные, полуголые барышни с зонтиками, косолапые дети, размазанные цветовые пятна. Саша смотрел на это все и тщетно пытался понять, кому могло прийти в голову отдавать за эту мазню огромные деньги? Лично он не заплатил бы за такие полотна ни копейки.

Между тем Ярик продолжал разглагольствовать:

– Ладно, когда картины стояли у тетушки в чулане и никто про них не знал. Но теперь, когда они выставляются и имя хозяйки полотен известно… Кстати, насчет имени хозяйки… Я тут порылся в архивах и выяснил, что последним владельцем этих полотен был некто Ештакин Николай, академик.

– Что?

– Тебе это имя известно?

– Да. Это наш родственник.

О том, что родственником покойный академик являлся одному дяде Коле, Саша промолчал. А с другой стороны, разве родная бабушка Саши не была замужем за этим академиком. А значит, тот вполне мог бы оказаться Сашиным дедом. Ну не случилось такого, но ведь могло. Так что совсем чужим академик всему их семейству не был. Но и, с другой стороны, держать у себя картины, которые принадлежали прямому потомку академика – дяде Коле, тоже было не слишком красиво.

Впрочем, Саша догадывался, как было дело и как получилось, что тетушка Фета взяла полотна к себе на сохранение. Это произошло потому, что бабушка Галя после размена апартаментов академика перебралась в малогабаритную трешку, где места едва хватало для проживающих на этих квадратных метрах людей. Картинам в больших рамах в той квартирке просто не нашлось места. А самому Коле в тот момент сохранение картин доверить тоже было нельзя. Находясь в постоянном поиске денег на выпивку, он продал бы их одну за одной, а после пропил бы и это наследство отца, как пропил до того многое другое. И поэтому картины переехали к тетушке Фете, что на тот момент казалось всем лучшим выходом из положения.

– Но если картины стоят немалых денег, их надо вернуть дяде Коле.

Ярик тут же откликнулся:

– Что ты говоришь?

– Ничего. А какая из этих картин самая ценная?

– Вот эта.

И Ярик ткнул пальцем в картину, украшенную геометрическими фигурами. И не то чтобы их там было так уж много. Красный треугольник, желтый круг, железный квадрат. И что это могло значить?

Но Ярик на вопрос не ответил. Он вдруг забыл про отобранные для выставки полотна. И теперь глаза его шарили по стене. Вид у Ярика сделался потерянным и тревожным.

– А где пейзаж? – спросил он, указывая на то место, где у тетушки висел пейзаж с пастушком и овечками. – Тут был пейзаж с изображением молодого царя Давида.

– Царя не было, – возразил Саша. – Был пастух и овечки.

– Так это он и есть!

– Кто?

– Царь.

– А при чем тут царь, если там пастух?

– Картина создана на известный библейский сюжет о праведном царе Давиде, отце прославленного царя Соломона. Ты что не слышал?

К своему стыду, Саша был вынужден признаться, что не слышал.

– Не может быть, чтобы совсем не слышал. Старика Хоттабыча в детстве читал?

– Ну читал.

– Помнишь, как он объясняет своему юному другу Вольке ибн Алеше, что его заточил в кувшин царь Сулейман ибн Дауд?

– Что-то такое помню.

– Так вот, Сулейман – это по-арабски Соломон. А Дауд – это Давид. Вот и получается, что Хоттабыча в кувшин упрятал Соломон, который сын царя Давида, мир с ними обоими.

– Ты про картину рассказывай. Там что за сюжет?

– Дело было в древнем Израиле. В стране правил царь Саул, который много грешил и которым Бог был недоволен. И тогда Бог повелел своему пророку Самуилу в обход действующей власти помазать на царство нового царя, а выбрать его предстояло из младшего колена рода Израилева. Этим юношей оказался младший сын в семье, юный Давид, которого братья даже не позвали с поля, когда к ним в дом пришел пророк Самуил, чтобы произвести среди отроков процесс избрания кого-то из них на царство.

– Почему не позвали-то?

– Потому что считали Давида слишком простодушным, по мнению более продвинутых его братьев, прямота, честность и искренность – это были качества лишние для занятия царского трона. И на этом полотне изображается полдневный отдых царя Давида в юности вместе с его стадом, возможно, в тот день, когда ему предстояло стать помазанником Божьим.

Саша покачал головой с сомнением:

– Не думал я, что в Израиле были такие огромные дубы и такая пышная растительность.

– Ага! – воскликнул в ответ Ярик. – Вот ты и попался! Значит, ты видел картину и знаешь, что за пейзаж я имею в виду.

– Ну видел и знаю.

– Где он?

– Тетушка его убрала.

– Но почему? Зачем ей это понадобилось?

Ярик так сильно разволновался, что у него даже руки затряслись. И Саше это совсем не понравилось. Чего это он так трясется? Когда показывал картины, многие из которых стоили сотни тысяч, так не волновался. А тут прихватило его. И с чего бы это? Что такого примечательного было в той маленькой картинке, оставленной покойным академиком своему сыну в наследство?

– Это такая ценная картина?

Но Ярик уже попытался взять себя в руки.

– Ценная? Что ты, нет. Совсем нет.

Но то, с каким трудом выговорил эти слова Ярик, еще больше насторожили Сашу.