Я медленно втянула носом воздух, задержала его в груди, хотела сделать долгий выдох и услышала тихий вой. Кто-то пронзительно выводил а-а-а-а, довольно точно исполняя русскую народную песню «Во поле береза стояла». Я открыла глаза и увидела певца. Это был Чарлик, снова севший на пол на манер собаки. До сих пор мне ни разу не встречались козлы, способные выть сидя. Впрочем, «поющих» стоя жвачных я тоже не видела.

– А-а-а-а, – все громче выводил Чарлик.

Народ в вагоне оторвался от айпадов, телефонов, книг и начал хихикать.

– Перестань, – приказала я.

Но доселе послушный козел пропустил замечание мимо ушей и еще громче взвыл:

– А-а-а-а…

– Белочка поет! – зааплодировал мальчик.

– Это собачка, Ванечка, – снова сказала мать. – Вот, пойди, дай тете денежку!

Ребенок слез с коленей мамаши, подошел ко мне и протянул десятирублевую монетку.

– Тетя, на!

– Спасибо, милый, – ласково ответила я, – не надо.

– Берите, девушка, – крикнула мать. – Вы же не попрошайничаете, с кобельком работаете, выучили его. У нас много денег нет, не отказывайтесь от десяточки, не лишняя будет.

Поезд качнуло на стыке рельс.

– А-а-а-а! – перешел в верхний регистр Чарли.

Я уронила пакеты с памперсами, наклонилась, чтобы собрать их. В тот же момент моя сумочка от Гуччи свалилась с плеча, шлепнулась на пол и раскрылась. Состав затормозил, люди потянулись на выход.

– Здорово ты собаку выучила, – похвалил меня лысый мужик, – купи ему косточек.

В мой ридикюль упала сторублевая бумажка.

– Даже в цирке такого номера не увидишь, – прощебетала девушка в мини-юбке, бросая следом пару бумажек.

– Извини, герла, у меня одна мелочь, – прохрипел парень, покрытый наколками.

– С пенсии особо не разгуляешься, – прокряхтела бабушка, – и не люблю я попрошаек, но твой барашек – чудо.

Я онемела и не знала, как реагировать. Хорошо, что все эти люди не знают, сколько стоит сумка от Гуччи! И разве я смахиваю на попрошайку?

– Трудно-то как, когда детей много и больные дома есть, – сочувственно произнесла тетка лет пятидесяти. – Сколько же ты, бедняжечка, на памперсы тратишь?

В нутро дорогого ридикюля брякнулась очередная десятирублевка.

Я разозлилась. Ну зачем я прихватила гору упаковок с собой? Они мне без надобности. Почему не оставила памперсы у аптеки?

– Какая хорошенькая козочка! – звонко закричала девочка в розовом платье. – Я видела такую на картинке!

Чарли, переставший завывать, скромно опустил глаза. Поезд замер, двери открылись. Пассажиры вывалились на платформу, вместо них вошли другие. Я втянула голову в плечи, подняла сумку и прошептала козлу:

– Не смей петь! Не позорь меня! Жаль, я не выслушала до конца Настю, она же хотела рассказать, чем ты в подземке занимаешься. Если только опять завоешь! Я тебя…

Поезд полетел в тоннель.

– А-а-а-а, – счастливо заорал Чарли, – а-а-а!

Я закрыла глаза и попыталась сделать вид, что не имею ни малейшего отношения к козлу, который мечтает о славе Лучано Паваротти. На сей раз, торопясь к выходу, люди побросали деньги перед мордой Чарли. Я постеснялась собрать кучу мятых десяток и монет, а зря, потому что, когда двери сомкнулись, Чарли опять включил звук, и люди, посмеиваясь, стали кидать перед ним деньги. Мне оставалось лишь терпеть, сцепив зубы, и думать о том, что ехать в принципе недолго. И в конце концов никто из пассажиров со мной не знаком, они сейчас выйдут из вагона, более мы не встретимся…

– Степа? – произнес тоненький голосок.

Я открыла глаза и онемела. Передо мной стояла Ксения Болтнева, моя бывшая одногруппница, самая отпетая сплетница на свете.

– Козлова! – ахнула Ксюша. – А я все смотрю и глазам не верю, ты или не ты? Ну, дела! Степанида в метро на собаке зарабатывает! Вот почему ты никогда на встречах выпускников не показываешься. Весь курс работает, а наша гордячка в подземке побирается… Помнишь, как ты с нами дружить не хотела, все подчеркивала: я особенная?

– Это козлик, – остановила я Болтневу. – Он просто любит петь, мы едем в офис, я служу в фирме «Бак» моделью и визажистом.

– Ага, конечно, – ехидно пропела Ксения, – ездишь в Париж, Милан, Нью-Йорк.

– Верно, – кивнула я.

– Деньги-то собери, – язвительно заметила Ксюха, – тут хватит на гамбургер. Да, Козлова, вот куда гонор заводит. Ничего в жизни ты не достигла. А я замуж вышла, муж очень обеспеченный, олигарх!

Мне стало смешно.

– Здорово. А в метро едешь, потому что в личном «Бентли» бензин закончился?

– Нет, меня в автомобилях укачивает, – на полном серьезе заявила бывшая однокурсница. – Подземкой пользоваться не стыдно, а вот попрошайничать – это ни в какие ворота не лезет. Низко ты, Козлова, пала!

Чарли встал, потерся задом о дверь, чистый памперс упал на пол, козлик переместился поближе к ногам Болтневой. Состав резко затормозил, Чарли изогнул хвост, и на туфли Ксении посыпался град катышков.

– Что он делает? – заорала Ксюша.

– Прости, нам пора, рада была повидаться, – скороговоркой выпалила я, выскочила на перрон, посмотрела вслед улетающему в тоннель составу и погладила Чарли по макушке. – Спасибо, милый. Мне все пять лет учебы с противной Ксюхой хотелось сделать нечто подобное, да воспитание не позволяло.

Едва мы с Чарли переступили порог театра, ко мне подошла Маша.

– Степа, Роман Глебович велел тебе срочно ехать в офис.

– А как же репетиция? – заволновалась я. – И Чарли? Кто его назад доставит?

– Первый прогон сделаем без тебя, – успокоила Горская. – Проблему с козликом тоже решим. Ты поторопись, у вас там что-то нехорошее случилось!

Я опять помчалась к метро, доставая на ходу мобильник. Но Ирина не брала трубку, у нее срабатывал автоответчик. Так и не узнав ничего о событиях в фирме, я доехала до работы, поскреблась в кабинет Звягина, вошла и была огорошена вопросом, который босс задал, забыв поздороваться:

– Почему ты вчера не отнесла приз в сейф к Илье Михайловичу?

Я постаралась выглядеть невозмутимой.

– Обратилась к Лапину, спросила, когда можно принести кубок, а тот ответил: «Я занят, сам тебе позвоню, как только освобожусь» – и не позвонил.

– И куда ты дела приз? – осведомился шеф.

– Поставила в шкаф, на верхнюю полку, – отрапортовала я.

– Почему не в сейф? – продолжал Роман.

– Он у нас крохотный, – пояснила я, – туда едва косметичка влезает.