Квасницкий подавленно молчал.

— Что? Совесть появилась?

— Я случайно здесь…

— Давай, давай. Я привык. Вешайте мне лапшу на уши.

— Я за Львом Исаевичем послан был. А его дома не оказалось.

— Ну и что? Толкуй, толкуй, раз заикнулся. Не боись. Меня, если придётся, об этом всё равно спрашивать не станут. Я так чую, меня сразу к стенке — и в расход.

— Ахапкин сбежал, — обречённо поник головой Квасницкий.

— Вот те раз! Час от часа не легче! — Минин опустился на табуретку, Жмотов затряс приятеля, схватив в охапку:

— Ты чего плетёшь! Как сбежал? Игорёк?

— Наталья дала понять, что отец тайком укатил в Сталинград. С жалобой на проверяющих.

— Да что же такое творится! — схватился в отчаянии за голову Жмотов и присел прямо на пол, ноги его не держали.

— А вас утром заберут, — зыркнул Квасницкий на Минина.

— А сейчас не утро?

— Они меня ждут с Ахапкиным. Вот, к Прохору заглянул, думал предупредить.

— Считай, предупредил.

— А мне Наталье не верится, — продолжал Квасницкий, которого будто прорвало. — Слукавил ей отец. Ахапкину в Сталинграде делать нечего. Его там враз закроют по их команде, лишь добраться успеет. Он в Москву рванул. Наверх задумал прорваться.

— Куда наверх?

— У него есть. Я знаю.

— Понятно, — Минин пистолет перед собой на стол положил, уставился на него тяжёлым взглядом, задумался. — У Льва Исаевича значит, есть защита…

— У него приятель в министерстве. Зам авторитетный.

— Это конечно, — поджал губы Минин. — А меня, значит, утром придут забирать…

— Так было сказано, — шмыгнул носом, как нашкодивший мальчишка, Квасницкий.

— Ну давай рассказывай ещё, — поморщился Минин и окинул лейтенанта жёстким пронзительным взглядом. — Выкладывай, что знаешь.

— Больше ничего.

— С пацанвой-то что сделали?

— С бандой Лазарева?

— Вот даже как… С бандой!

— А вам Прохор ничего не говорил? — Квасницкий скосил глаза на Жмотова, тот только голову опустил, крякнул.

Минин терпеливо дожидался продолжения.

— Я не хотел тебя лишний раз волновать, Степаныч, — Жмотов сжался в комок. — С твоим приступом тем…

— Их арестовали! — выпалил Квасницкий одним духом. — В тот же день, как приехали проверяющие. Шнейдер крик поднял, едва успел ему Ахапкин доложить. По пятьдесят восьмой и закатали. Дело уже в суде.

— А! — выругался Жмотов. — О чём мы долдоним? При чём эта шпана? Пошли они все!.. Мне на них с горы кавказской!..

— Вот так значит… — Минин не прерывал, с тоской к окну отвернулся.

Там заметно посветлело. Солнце ещё не показалось, да и вряд ли оно собиралось вообще в этот день порадовать своим присутствием. Мрачные тучи зависали с севера. Свинцом надвигались они на землю и людей.

— Ещё чего скажешь? — зябко передёрнул плечами Минин.

— Да что я на допросе?! — выкрикнул в полуистерике Квасницкий.

— Значит, полковник Ахапкин удрал? — подпёр щёку рукой Минин и замолчал надолго, забыв про обоих, будто их вовсе рядом не было.

Квасницкий и Жмотов виновато переглянулись, стараясь не беспокоить, к столу присели, едва дышали, только бы не нарушить тишину, жались рядышком, ждали.

— А чему ж другому быть? — будто очнулся оперуполномоченный. — Им и ехать есть куда и у кого искать защиты. А мы что? У нас, ребятушки, только честь. А раз так, то будет у меня к вам одна просьба.

— Оружие-то верни, Степаныч, — загудел сбоку в ухо Жмотов. — Табельное… Сам знаешь, трибунал.

— Верну. Всему своё время.

— Меня ждут давно. Как бы поиски не организовали, — заканючил и Квасницкий. — Хуже обернётся.

— Хуже уже некуда, — резко поднялся на ноги Минин, всем своим видом показывая, что он принял решение и ничего его не сможет остановить. — Под самые гланды, как говорил Михеич, с вилкой подсунулись. Так и подохнешь позорной смертью, ребятки, а надо ли это нашему мужику? Даже осуждённым на смерть дают время для последнего желания. А у меня его… — он ткнул Квасницкого в бок, — ты сам говорил, маловато… Так, Игорь Николаевич?

Лейтенант угрюмо молчал.

— А вам опасаться нечего. Оружие ваше у меня, так что, если мурыжить мозги станут, отвечать вам есть чего: в заложники я вас взял и весь сказ.

— Степаныч… — поморщился Жмотов. — Ну что ты опять задумал?

— Слушайте меня, товарищи офицеры, — повысил голос Минин. — Много времени это не займёт. Я вот сейчас птице моей клетку почищу, покормлю её, напою, а то когда теперь свидимся?.. Тебе, Прохор, её поручаю. Обещай, что птицу заберёшь и до моего возвращения хранить станешь.

— Ну, право, Степаныч…

— Отказываешься?

— Ну заберу.

— Вот и спасибо, — хлопнул Жмотова по плечу Минин. — Покурите пока, ребятки, я недолго. А уж после прогуляемся.

И оперуполномоченный подсел к клетке с попугаем, открыл её, выпустил птицу на волю, принялся очищать замусоренное жилище. Попугай, поорав, сделал несколько кругов по комнате, взбалмошно хлопая крыльями, врезался в стекло одного из окошек, но скоро оправился, смолк, а, пообвыкнув, улучил момент, взлетел с подоконника и примостился не без удовольствия на плече хозяина. Тот так и сяк головой закачал, пытаясь его спугнуть, но попугай, словно уговаривая, прильнул к его уху и зацокал ласково и совсем по-родственному.

— Я тут его вчерась за один день целоваться научил, — похвастался Минин. — И пить он у меня стал прямо изо рта. Умная птица. Понимает с полуслова.

Жмотов, дымя папироской у форточки, кисло хмыкнул. Квасницкий кончиками пальцев, не переставая, выбивал сумасшедший марш на крышке стола.

— Чего прижухались? — усмехнулся Минин. — Я уже заканчиваю.

После того как он принял решение, его было не узнать, словно тяжкая ноша свалилась с его плеч, он легко двигался, улыбался и, не переставая, болтал с птицей. Ловко вытащив деревянное днище из клетки, он соскоблил с него мусор, окунул в ведро, и вот уже оно заблестело первозданной чистотой.

— Вот так! — восторгался уборщик и подмигнул попугаю. — Надолго запомнишь этот день. Савелий Подымайко тебя не баловал. Ишь, сколько грязи накопилось!

И вдруг Минин замер, так и не опуская вытянутую с деревянным донышком руку. Что-то его очень заинтересовало в бесхитростной безделушке.

— А не кажется ли вам, ребятки, — тихо произнёс он, обернувшись к тусклым приятелям, — что штучка сия не из простых?

— Заканчивали бы уж вы, Артём Степанович, — заныл опять Квасницкий, но Жмотов заинтересовался, подскочил к капитану, перехватил у него диковину, завертел в руках.