Какого хрена, думаю. Такой день хороший. Надо посмотреть что там, в тетрадке.

……

Выйдешь за меня? Или со мной.

Ты первый, я – Второй.

Кто в очереди последний, тот вылетит первый.

Кольцо за три триста. Или за четыре, не помню.

Лживое золото за лживую жизнь

Не дешево ли продал?

(Второй)

Я похолодел. Достал из кармана маленькую коробочку, обитую красным бархатом. Сковырнул этикетку «4300 р.», достал кольцо, внимательно посмотрел… содрал пальцем золотую позолоту, за которой тускло подмигнула дешевая латунь…

Вечером по дороге домой увидел Наташку, которая шла в обнимку с каким-то накачанным краткостриженным мудаком.

Всю следующую неделю приходил, кидал в печь пару лопат, минут десять боролся с желанием взять эту чертову тетрадь и злился – сам на себя, на Второго, на эту странную идиотскую кочегарку, которая ничего не топила…

Ничего не хотелось. Наташка перед уходом бросила в лицо что-то обидное и громкое. Сорвался крупный заказ. Всплыл кредит, который я взял полгода назад и забыл отдать – мне начали звонить серьезные дяди и скучными голосами обещали распить вместе шампанское, открыв анальным методом бутылку.

Я сбежал на «работу» и уже три дня не выходил из кочегарки. Ходил из угла в угол, бросал уголь в топку, пил чай, заваривал лапшу, смотрел в потолок. Думал, вот бы пришел кто. Все было плохо.

Достать бы цианиду, говорят на вкус как миндаль.

Наконец не выдержал, схватил тетрадку, открыл наугад.

Полночи на губах,

Яшма в рукаве. Н

е стреляй, не пробуй яд,

Не беги, если бегут за тобой

Второй. Или первый за ним.

На рукаве не группа крови, а крестиком пешка

По воде на руках колесом Ходи.

Не мешкай.

(Второй)

Урод…

– Где ты? – заорал я на недопитый стакан чая.

Нет ответа.

…

Следующую неделю я не появлялся в кочегарке. Писал на заказ, ел, спал и пытался думать, что делать дальше. Иногда, когда оказывался ночью на улице, посматривал на небо – звезды горели довольно тускло и тогда мне хотелось провалиться сквозь землю из-за чувства вины и стыда.

Шел домой из ночного магазина, с чипсами в рюкзаке, вдруг кинул взгляд наверх и увидел, что звезды разгораются – словно кто-то подкрутил регулятор яркости. Или минутой ранее кинул пару жирных лопат в топку…

Через полчаса уже задыхался, поднимаясь в гору до кочегарки.

Дверь открыта. Свет в каптерке включен. На столе заваривается горячий доширак. Я обежал кочегарку, изучил каждый угол – никого.

Сел, снял крышку с лапши, зачерпнул вилкой. С-сука… Как же ты меня бесишь, Второй… Почему опять сбежал?

Умял половину пластикового корытца, как вдруг заметил, что тетрадь со стихами лежит на столе, на краю, в тени света настольной лампы и из нее торчит ручка. Рука сама потянулась…

Звезды без дыма не горят.

Без вони из пасти хреновый оскал.

Ночь. Бег. Надежда. Ты не виноват.

Привет. Я здесь. Ты искал?

(Второй)

Прямо за мной шаркнули шаги.

– Опять ты ешь мою лапшу?

Второй.

– Какого черта? – говорю, не оборачиваясь. – Где мои деньги за работу? Я думал, мы договорились.

– Не договорились. – отвечает. – Я ушел и мы ничего не успели, а ты зачем-то работал все это время. Спасибо, конечно.

– И что дальше?

– Да продолжай уж. Я так, за тетрадкой зашел.

Я резко обернулся, готовый прыгнуть и придушить его… никого!

Развернулся обратно – и тетрадки нет. И доширак мой доеден. Козлина…

– Все беды – от денег. – заявил он мне.

– Нет, все беды – от улыбок, радости и шуток. – нагло возразил я. – Много будешь ржать – скоро состаришься!

Он был молод, беден, весел и счастлив. Я – стар, богат, и тоже неплохо себя чувствовал, если вливал внутрь пару рюмок хорошего коньяка.

Услышав ответ, он удивленно сморщился, а после – рассмеялся мне в лицо. В ответ я швырнул в ему нос пачку долларов. Он ее перехватил и, хитро ухмыльнувшись, спрятал в цветной карман.

– Ага! – торжествующе закричал я. – Всем нужны деньги!

– Всем. – пожал он плечам. – Но ты сейчас стал беднее. А ты сможешь отнять у меня мою радость?

Вместо ответа я кивнул двум амбалам у себя за спиной. Те вышли и хорошенько отметелили парня, а я вдруг заметил, что широко улыбаюсь – впервые за добрый десяток лет. Дал знак парням прекратить, достал еще пару пачек и кинул на землю.

– Ты мне – я тебе. Все по-честному.

И пошел с охраной обратно к машине, дверь которой уже услужливо держал водитель. Уже сел и почти поехал, как вдруг мельком увидел, что он лежит и улыбается во все 32 зуба.

– Чего ты улыбаешься? Ну чего ты улыбаешься? – заорал я, высунувшись из окна.

А он вдруг встал, подошел и кинул пачки купюр мне на обратное сидение. Я опешил.

– Это еще зачем?

– Ты мне – я тебе. – улыбнулся он. – Все по-честному. Ты улыбался всего секунду. Имею ли я право держать эти деньги дольше?

Расхохотавшись в полный голос, он пошел прочь, а я выругался сквозь зубы и приказал водителю трогаться.

Вот же сукин сын…

Жрал как-то червь малину. Не заметил, как малина вдруг отрастила зубы и начала жрать его.

– Ты чего? – спросил червь, вытаращив глаза. – Ты ж малина, какого хрена ты делаешь?

– Жить захочешь – и не так раскорячишься! – чавкая, ответила малина и проглотила червя целиком.

Чуть позже малину попытался сорвать дачник. Ягода извернулась и укусила его за палец! Дачник подумал, что виноват какой-то жучок, надел респиратор, перчатки, и начал внимательно осматривать заросли малинника.

Пока она это делал, малина спрыгнула ему за шиворот и прокусила артерию.

Дачника спасли, рану зашили – не такая уж серьезная она была. Но малина пробралась через нее в тело дачника и бочком-бочком, через ткани добралась до мозга.