Я шла к дому, очень надеясь, что застану Софью в одиночествеи смогу излить ей душу, точнее, свое возмущение загадочным поведениемокружающих.

Однако на пути к заветной цели меня ждало еще однопрепятствие. Когда я свернула к правому крылу дома, в окнах первого этажа, гдебыла студия, мелькнул чей-то силуэт. Софья собиралась зашторить окна, но отнамерения до осуществления всегда проходит какое-то время. Если она и заказалашторы, то их еще не доставили, не повесили уж точно.

И вот в одном из окон я увидела силуэт, который мгновенноисчез, так что я даже подумала: уж не привиделось ли мне? Я направилась встудию, чтобы выяснить это. Ключ от студии был у меня и у Софьи, однако студиюдалеко не всегда запирали, домашние без особой надобности туда не заглядывали,да и какая надобность может возникнуть, к примеру, у Розы или Семеныча? Сейчасдверь была не заперта, в этом я смогла убедиться, как только потянула ручку насебя. Дверь со скрипом открылась, а я подумала: надо сказать Семенычу, чтобысмазал петли.

Вслед за этим пришла другая мысль: невероятно, чтобы Софьяоставила дверь открытой при таком обилии граждан в доме. Вчера я студию точнозапирала.

Я осторожно вошла и первым делом огляделась.

Пусто. То есть пусто, конечно, не было. Вдоль левой стеныполки, письменный стол, в углу подрамники, на длинном верстаке свалены холсты икраски. Посередине большой мольберт и рядом два поменьше.

На одном из мольбертов стояла картина, которую я все никакне могла закончить. Цветочки в стакане с водой. Впрочем, мою мазню икартинами-то назвать неловко, так, ерунда.

То, что могло заинтересовать постороннего, находилось задверью, которую запирали на два замка.

Коллекция картин моего мужа оценивалась в несколько соттысяч долларов, но картины находились в музее Костаса, а также в составеразличных экспозиций в иных музеях. Одни картины возвращались сюда, другиеотправлялись на выставку. Я сама толком не знала, каким количеством картинвладею.

Костас был весьма плодовитым художником, но в домеодновременно находилось не более двух-трех картин: Софья считала, чтообеспечить должную охрану мы им не можем.

Я подошла к двери и на всякий случай подергала ее. Тут замоей спиной раздался скрип, я резко повернулась и успела увидеть, какзахлопнулась входная дверь. Кто-то только что был в студии, услышав мои шаги,спрятался (может быть, что и под столом), а потом тихо выскользнул. Оченьхотелось взглянуть на типа, которому пришла охота совать свой нос в студию.Развив прямо-таки фантастическую скорость, я толкнула дверь, и тут меня ждалсюрприз.

Некто успел запереть дверь. Разумеется, это не Софья. А укого еще может быть ключ?

— Ни у кого, — самой себе ответила я.

Ключ висел у меня на цепочке. Я достала его, отперла дверь,не особенно торопясь. Пока я пребывала в недоумении, у любопытствующего быловремя смыться. Только вряд ли это просто любопытствующий, если уж он сумелобзавестись ключом, скорее злоумышленник.

На всякий случай я прошлась по коридору прислушиваясь.Тишина. Из окна в конце коридора открывался вид на речку, я смогла увидетьМакса, прекрасную Ольгу и Крысю. Через минуту к ним присоединился Алексей,который вывернул из-за домика возле купальни. Интересно, когда они покинулилодку, только что или… Рядом с домиком туалет, Алексей вполне мог выйти оттуда.

А вот и Павел. Он появился из боковой аллеи, которая,кстати, как раз ведет к дому. Только вот с какой стати Павлу интересоватьсястудией? Причем так заинтересоваться, что даже позаботиться о том, чтобы иметьсобственный ключ.

Вопросов накопилось множество. Я бросилась в кабинет Софьи,где и застала ее, пребывающей в состоянии, близком к блаженству, с бокаломкоктейля в руках.

— Что это вид у тебя какой-то очумелый? —поинтересовалась она, слегка нахмурясь.

— Где ключ от студии? — вопросом на вопросответила я, затаив обиду за очумелый вид. Впрочем, Софья права.

— Здесь, — она продемонстрировала ключ нацепочке. — А в чем дело? — теперь в ее голосе слышалось беспокойство.Я порадовалась: не одной мне мучиться, пусть и у нее голова болит.

В глубине души я очень надеялась, что Софья найдет простое,а главное, безопасное объяснение происходящему и снимет большой камень с моейдуши.

Но не тут-то было.

— Кто-то был в студии, — произнесла я. Онапоставила бокал на стол и принялась волноваться:

— Что значит — кто-то?

— То и значит, что я не видела мерзавца.

— Мужик?

— Откуда мне знать?

— Почему тогда мерзавец, может, мерзавка?

— Может. Мне от этого не легче. И у него или нее естьключ от студии.

— Быть этого не может, — ахнула Софья.

— Может. Меня в студии заперли. — Я подробнорассказала о происшествии. Софья глупости не спрашивала, мол, вдруг показалосьи прочее, чему я была рада.

— Стырить ключ, в принципе, мог любой, кто часто бываетв доме. Ты работаешь, ключ торчит в замке. Подошел, снял слепок…

— Ты умеешь снимать слепки? — ядовито спросила я.

— Никогда не пробовала, но не думаю, что это особеннотрудно.

— А я не думаю, что снять с ключа слепок пришло, кпримеру, в голову Розе.

— Понимаю, о чем ты, — глубокомысленно кивнулаСофья. — Кто-то очень заинтересовался студией, и этот кто-то, скорее всего,профессионал.

Как думаешь, мы где-то прокололись или нас просто хотятограбить?

Я пожала плечами.

— Что ты знаешь о Хоботове? — подумав, спросила я.Глаза у Софьи предприняли попытку вылезти на лоб.

— Ничего. А надо?

— Еще как, — ответила я. — Случайноподслушала его разговор с Аглаей. У дяди есть секрет, который он намеренпродать за сумасшедшие бабки, по крайней мере, Аглая считает, что бабкисумасшедшие.

— Если Аглая готова раскошелиться, это как-то связано сАртемьевым. Так?

— Наверное, — вяло отозвалась я.

— Как Хоботов что-то мог пронюхать, если мы его до сейпоры в глаза не видели? — Это, конечно, аргумент, но он меня не успокоил.

— Послушать его, так он старый друг Артемьева.

— И что?

— Если Артемьев, к примеру…