— Потому что как раз, — с легким признаком нетерпения прервалдемерит, — прибыл из Зальцбурга и остановился «Под архангелом» всемирной славымагик, magnusnigromanticus[43]. To, что не удалось пражскимколдунам, быть может, удастся ему. Ты об этом уже говорил. По меньшей меренесколько раз.

— А ты всякий раз фыркал и строил ехидные мины.

— Это у меня непроизвольно. Так я реагирую, когда слышу омагии, об инклюзах...

— Поэтому я прошу тебя, — довольно резко отрезал Рейневан, —сегодня сдержать свои порывы. Чтобы ты, помня о дружбе с Самсоном, не фыркал ине строил мин. Обещаешь?

— Обещаю. Не буду строить мин. Лицо мое — камень. Ни разу,пусть накажет меня Бог, не рассмеюсь, когда речь пойдет о чарах, о демонах, опараллельных мирах и бытиях, об астральных телах, о...

— Шарлей!

— Молчу. Заходим?

— Заходим.

В аптеке было темно, ощущение мрака усиливал цвет обивки имебели; когда входишь с солнца, как они сейчас, несколько мгновений не видишьабсолютно ничего. Можешь только стоять, моргать и вдыхать тяжелый запах пыли,камфоры, мяты, меда, амбры, селитры и скипидара.

— К вашим услугам, милостивые государи... К услугам... Вашимилости желают?

Из-за прилавка — точно так же, как год назад, в деньусекновения главы Иоанна Крестителя, проявился, поблескивая в полумракелысиной, Бенег Кейвал.

— И чем же, — спросил он точно так же, как тогда. — И чем жея могу служить?

— Cremortartari[44], — равнодушно спросилСватоплук Фраундинст, — у вашей милости есть?

— Cremor, — аптекарь потер лысину. — tartari?

— Именно. Кроме того, мне нужно немного unguentumpopuleum[45].

Рейневан от изумления сглотнул. Из того, что он услышал,было ясно, что Сватоплук Фраундинст должен был быть в аптеке «Под архангелом»посетителем знакомым и уважаемым, а меж тем лысый аптекарь, казалось, делалвид, будто встречает его впервые в жизни.

— Есть unguentum, свежеприготовленный. А вот с cremortartariсейчас туговато... Много надо?

— Десять драхм.

— Десять? Ну, столько-то, возможно, найдется. Поищу.Входите, господа, внутрь.

Лишь гораздо позже Рейневан узнал, что приветственныйритуал, с виду идиотский, был вполне обоснованным. Конгрегация аптеки «Подархангелом» действовала в глубокой тайне. Если все было в порядке, топосетитель просил два, всегда два лекарства. Если просил одно, это значило, чтоего шантажируют либо за ним следят. Если в самой аптеке была засада и ловушка,Бенеш Кейвал сказал бы, что они смогут получить только половину из запрошенныхколичеств.

За прилавком, за дубовыми дверями, скрывалась настоящаяаптека — с типичным для аптеки содержимым: не обошлось тут, конечно, без тысячиящичков, в избытке имелись баночки и бутылки темного стекла, латунные ступки, атакже весы. С бревенчатого потолка свисал на шнуре высушенный уродец,стандартная декорация чародейских мастерских, аптек и шарлатанских домишек —сирена, полуженщина-полурыба, в действительности оказывавшаяся препарированнымскатом. Соответственно разделанная, разложенная на доске и высушенная рыбадействительно обретала «сиренью» внешность — ноздри изображали глаза, авыломанные хрящи плавников — руки. Фальшивки изготовляли в Антверпене и Генуе,куда скаты попадали от арабских купцов или предприимчивых португальскихморяков. Некоторые были выполнены так искусно, что только с величайшим трудомих удавалось отличить от реальных морских сирен. Однако существовал безотказныйкритерий аутентичности — реальные сирены были по меньшей мере в сто раз дорожеподделок и ни одна аптека была не в состоянии их купить.

— Антверпенская работа. — Шарлей глазом знатока оценилвысушенную мерзость. — Я когда-то сам загнал несколько подобных. Шли запросто.Во Вроцлаве в аптеке «Под золотым яблоком» одна висит до сих пор.

Бенеш Кейвал с интересом взглянул на него. Единственный измагиков «Архангела», он не был университетским сотрудником. И даже не обучалсятам. Аптеку он просто унаследовал. Однако был он несравненным фармацевтом и мастеромприготовления лекарств — чародейских и обычных. Его специальностью былафродизиак из истертых в порошок пластинчатых грибов, орешков пинии, кориандраи перца. Шутили, что после употребления этого препарата даже покойник скатафалка соскакивал и вприскочку мчался в бордель.

— Проходите, господа, в заднюю комнату. Все уже там. Ждутвас.

— А ты, Бенеш? Не пойдешь?

— Хотелось бы, — вздохнул аптекарь, — но мое место заприлавком. Люди приходят непрерывно. Предсказываю скверную судьбу этому свету,если в нем столько больных, болезненных и осужденных на лекарства.

— А может, — усмехнулся Шарлей, — это всего лишь ипохондрия?

— Тогда могу предсказать этому свету еще более худшуюсудьбу. Поторопитесь, господа. Да, Рейневан, осторожнее с книгами.

— Буду осторожен.

Из аптеки выход вел во двор. Зеленый от мха колодец насыщалвоздух нездоровой влажностью, ему активно помогал в этом осеняющий стенусучковатый куст черной бузины, вырастающий, казалось, не из земли, а из кучиподгнивших листьев. Куст прекрасно маскировал небольшую дверцу. Дверная коробкабыла почти целиком затянута паутиной. Толсто и густо. Было ясно, что сквозь этудверь никто не проходил долгие годы.

— Иллюзия, — спокойно пояснил доктор Сватоплук, погружаяруку в дебри паутины. — Иллюзорная магия. Впрочем, простая. Прямо-такишкольная.

Дверь, стоило ее толкнуть, отворилась внутрь — вместе силлюзорной паутиной, выглядевшей после того, как дверь открыли, словновырезанный ножом шмат толстого войлока. За дверью была винтовая лестница,ведущая вверх. Ступени были крутые и настолько узкие, что поднимающиеся по нимникак не могли избежать того, чтобы не испачкать плечи штукатуркой со стен.Через несколько минут подъема оказывались перед очередной дверью. Эту уженикому не хотелось маскировать.

За дверью была библиотека. Полная книг. Кроме книг, свитков,папирусов и нескольких странных экспонатов, там не было ничего. На большее нехватило места.