Они отдалились от берега, проплыли через водосливную плотинуи быстрину, вокруг которой шустро вились жерехи, преследующие стайки уклеек.

— Среди многочисленных положительных сторон такого плавания,— быстро заметил Шарлей, — не менее важной является возможность поболтать, не опасаясь,что кто-нибудь подслушает. Так что можно продолжить вчерашнюю вечернюю беседу.

Вчерашняя беседа началась вечером и затянулась глубоко заполночь. Касалась она, разумеется, в основном событий последних месяцев — оттаховской битвы до недавнего путча Гинека из Кольштейна и его последствий.Рейневан пересказал Шарлею все, что неделю назад узнал от Яна из Смижиц. Ирассказал о своих намерениях. Намерений этих, как и следовало ожидать, Шарлейсовершенно не одобрял. Не одобрял их ни вчера, ни сегодня.

— Это неразумно, — повторил он свое мнение. — Совершенноебезумие возвращаться в Силезию и искать возможности отомстить. Если б я не зналтебя лучше, то подумал бы, что ты нисколько не поумнел за последние два года,да что уж там, решил бы, что еще больше поглупел. Но ведь все не так. Тыпоумнел, Рейнмар, что доказывает твой поступок со Смижицким. Он был в твоихруках. И что? Ты отпустил его. Раздосадованный смертью брата, жаждущий реванша,а выпустил. Потому что, полагаю, заполучив его, ты понял всю бессмысленностьтакой мести. Ведь в смерти твоего брата виновен не Смижицкий. Биркарт фонГрелленорт, хоть, возможно, и убил Петерлина собственноручно, епископвроцлавский Конрад, отдавший приказ, тоже не несут ответственности. Ибоубило-то Петерлина историческое время. Именно историческое время тогда, в 1425году, привело Амброжа под Радков и Бардо. История, а не жители Кутной Горы,сбрасывала пойманных гуситов в шахтные стволы. Не Венгрия Люксембуржца, аистория насиловала и резала баб в захваченных Лоунах. И не Жижка, а историяубивала и сжигала живьем людей в Хомутове, Беруне и Чешском Броде. И именноистория убила Генека и Кольштейна. Ты хочешь мстить истории? Бичевать, как царьКсеркс батогами хлестал море?

Рейневан покрутил головой. Но молчал.

Подплыли к острову Травник. С левого берега все еще неслогарью. В мае 1420 года, во время яростных боев с верным королю войском, МалуСтрану подожгли настолько эффективно, что она почти целиком превратилась впепелище — и фактически оставалась таковым по сей день. Правда, ее пыталисьотстроить, но как-то без сердца и запала. Ведь было бессчетное множество другихзабот, история строго следила за тем, чтобы в них не случилось недостатка.

— В свете исторических процессов, — заговорил Шарлей, глядяна черные останки прибрежных мельниц, — можно принять, что ты уже отомстил забрата. Ибо идешь по его стопам, продолжаешь дело, которое не докончил он. Какнаследство от брата принял причащение subutraquespecie и стал гуситом.Петерелин, я знаю, до меня дошли сведения, фактически был верующим утраквистом,искренне и по убеждению служил делу Чаши. Я говорю об этом, потому что не былонедостатка в таких, которые делали это из других побуждений, порой весьмагрязных и всегда весьма прозаичных. Но, повторяю, это не относится ни к твоемубрату, ни, как мне думается, к тебе. Ведь ты искренне и вдохновенно, без тенирасчетливости, борешься за дело веры, во имя которой твой брат позволил себяубить.

— Не знаю, как это получается, Шарлей, но в твоих устахсамые возвышенные слова начинают звучать какой-то трактирной шуточкой. Я знаю,ты не привык уважать святое, но...

— Святое? — прервал демерит. — Рейнмар? Уж не ослышался лия?

— Не приписывай мне, пожалуйста, — стиснул губы Рейневан, —ни вероломства, ни отсутствия собственного мнения. Да, меня сблизил с гуситамитот факт, что Петерлин погиб ради них, я знаю, каким человеком был мой брат, неколеблясь встаю на ту сторону, которую выбрал он. Но у меня есть свой ум, свойсобственный. Я все обдумал и рассудил в душе. Комунию с Чашей я принял с полнойубежденностью. Поскольку поддерживаю учение Виклифа, поддерживаю гуситов ввопросах литургии и интерпретации Библии. Я поддерживаю их мировоззрение ипрограмму построения общественной справедливости.

— Какой, прости, справедливости?

— Omniasunicommunia, Шарлей! «Все — общее», в этих словахумещается вся божеская справедливость. Нет великих, нет малых, нет богатых, нетбедных. Все общее. Коммунизм! Разве это не звучит прекрасно?

— Давненько я не слышал чего-либо столь прекрасно звучащего.

— К чему такой сарказм?

— Не обращай внимания. Продолжай. Чем еще привлекли тебявиклифисты?

— Я всей душой и сердцем поддерживаю принцип sotaScriptura —только Писание!

— Ага.

— К Священному Писанию добавлять ничего не надо иневозможно, Писание достаточно прозрачно, чтобы каждый верующий мог понять егобез комментариев с амвона. Между верующими и богом не требуются посредники.Пред Создателем все мы равны. Авторитет папы и церковных сановников можнопризнавать только в том случае, если он согласуется с волей Всевышнего иСвященным Писанием. Особенное же положение дано священникам для того, чтобыисполнять обязанности, наложенные Христом и Писанием. Если священники несправляются с этими обязанностями, если грешат, то имущество и положение у нихследует отобрать.

— О! — оживился Шарлей. — Отобрать? Прекрасно звучит. Такоезвучание мне нравится.