– Такое плохое? – погрустнел парень.

Зелинская улыбнулась:

– Наоборот, слишком хорошее.

– Не понял, – напрягся Веня.

– Эта вещичка, по самым скромнымподсчетам, стоит более ста тысяч долларов.

Веня чуть не упал.

– Сколько? Вы ничего не путаете? Там жегорный хрусталь.

– Нет, – огорошила его Рина, –бриллиант чистой воды и редкостной, я бы сказала, уникальной огранки. В Москвебыл только один специалист, способный сделать подобную вещь, –Гольдвайзер. Похоже, колечко из его коллекции. Если и впрямь хотите продатьего, дам адрес одной дамы, она купит.

Ошарашенный, Веня пробормотал:

– Ага, записываю.

Вечером того же дня он приехал в ближнееПодмосковье, отыскал нужный дом и встретился с Софьей Михайловной Половинкиной.Та не стала ни о чем расспрашивать, внимательно изучила кольцо и произнесла:

– Восемьдесят тысяч наличными, сейчас.

Сумма показалась Вениамину огромной, но он,помня слова Зелинской о стоимости перстня, возразил:

– Меньше чем за сто не отдам.

Софья Михайловна скорчила недовольную гримасу.

– Хорошо, сто, но через две недели, накарточку VISA.

Веня призадумался. Видя его колебания,покупательница спокойно добавила:

– Девяносто, наличкой, сию секунду.

На том и порешили. Обалдевший от неожиданнойудачи Веня прямо от Софьи Михайловны отправился к своей матери и спрятал вотчем доме свалившиеся на голову доллары.

– Ты не отдал Алексею деньги за машину? –спросил Виктор Иванович.

– Не успел, – быстро ответилВеня, – меня арестовали.

Я покачала головой, похоже, у парня при видекучи баксов помутился рассудок, он просто не смог расстаться с пачкойстодолларовых купюр. Однако не забыл соврать Ирочке про то, что проблема сКорсаковым улажена. Теперь понятно, почему Вениамин перед тем, как рвануть вЧелябинск, понесся к маме – хотел забрать деньги. Одно не ясно.

– Что же ты задержался у матери? –поинтересовалась я.

Веня мрачно ответил:

– Дура она!

– Кто?

– Да мать, – покачал головойВеня. – Привез ей пакет и велел спрятать в погребушке, за кадкой с кислойкапустой, а она…

Он махнул рукой и замолчал.

– Не послушалась тебя? –полюбопытствовал Виктор Иванович.

Веня кивнул:

– Заклеил ведь пакет и велел внутрь нелазить. Так нет! Любопытная слишком, разорвала бумагу, увидела доллары… Вотдура!

– Что же она сделала? – неуспокаивался Неустроев.

– Испугалась такую сумму в избедержать, – вздохнул Веня, – сложила в коробку, ее скотчем обмотала ик сестре поволокла, тетке моей. Та за заводе у директора секретаршей сидит, унее сейф есть, вот туда и пристроили.

– Все равно я не понимаю, почему ты сразуне уехал, – пожала я плечами, – ну велел бы маме коробку назадпринести!

Веня горько вздохнул:

– Я примчался в пятницу около семи, заводуже был закрыт, кабинет директора и приемная опечатаны. Печать только уначальника охраны имеется, каким образом тетка могла на работу попасть? Вотмать и запричитала: «Погоди, сыночек, до понедельника». Я и подумал, ну что задва дня случится? И ведь предупредил ее: «Мать, разбуди меня в семь утра, чтобыя в восемь, как только тетка на работу придет, деньги у нее забрал!» Так нет!Дура, она и есть дура! Я когда проснулся, на циферблат глянул и чуть не умер!Два часа дня! Начал на мать орать, а она давай бубнить: «Жалко будить тебябыло, так сладко спал!»

Я бриться кинулся, а тут и менты подоспели.Если бы мать меня в семь разбудила, ни за что бы тут не оказался. Ищи-свищиветра в поле.

– Тебя бы в Челябинске взяли, –«успокоила» я парня.

Красивое лицо Вени исказилось.

– Я туда и не собирался. Матери таксказал, билет для отвода глаз купил, а в другое место бы поехал.

– И куда же? – поинтересовалсяВиктор Иванович.

– Россия большая, – хмыкнулкрасавчик.

– А деньги где? – спросила я.

Веня понизил голос:

– В сейфе небось лежат, о них ментамникто и слова не сказал.

– И твоя мама тоже? – удивилась я.

– Она хоть и дубина стоеросовая, –заявил почтительный сыночек, – но, когда дело о долларах идет, будетмолчать, как партизан на допросе.

– Ты не сказал Ире про то, сколько стоилокольцо! – запоздало возмутилась я.

Веня неожиданно улыбнулся:

– У нее и так все в шоколаде, а мнеквартира в Москве нужна и прописка, чтобы на хорошее место работать устроиться.

Когда мы с Виктором Ивановичем вышли на улицу,в лицо полетел ледяной колкий снег. Неустроев поднял воротник пальто и почтипобежал к машине. Я же шла относительно медленно. Конечно, февральская вьюга нерасполагает к длительным прогулкам, но после отделения милиции так приятнооказаться на свежем воздухе.

– Наслаждаешься кислородом? –хмыкнул Виктор Иванович, отпирая дверцу.

Я села в автомобиль.

– Что-то подышать захотелось.

– Это после ментовки, – поясниладвокат. – Везде, где людей содержат под стражей, витает такой странныйзапах, ни на что не похожий, ни в одном учреждении его больше нет.

– Аромат неволи, – грустно сказалая, – так пахнет разбитая жизнь.

– Очень поэтично, – улыбнулся ВикторИванович. – Ты, случайно, стихи не пишешь? Может, окончила Литературныйинститут?

– Нет, я училась в консерватории.

– Где? – изумился Неустроев.

– В консерватории, – повторилая, – по классу арфы.

Виктор Иванович неожиданно притормозил унебольшого кирпичного домика с вывеской «Чай и кофе».

– Не желаешь перекусить? Тут лучший вМоскве кофе.

Я почувствовала спазмы в голодном желудке икивнула:

– С удовольствием.