– О том, леди Элизабет, что сейчас самое время принести свои глубочайшие и искренние извинения той горничной, которую вы – по чистой случайности, как мы уже выяснили, обидели, – я улыбнулась девушке, сметающей на совок шелуху от семечек с ковра. – Сьюзи, отвлекись, пожалуйста, на минутку. Мама Кассиана хочет тебе кое-что сказать.

Лицо свекобры стало непроницаемым, будто я с нее огромный долг потребовала, который та и не собиралась никогда отдавать. Щеки и лоб пошли пунцовыми пятнами, словно кто-то ей засосов наставил.

– Я прошу прощения за ту случайность, – процедила она, вперив взгляд в сторону.

– Сьюзи, ты принимаешь извинения? – я посмотрела на покрасневшую девушку.

– Конечно, Эльвира, – пробубнила она, не поднимая глаз. – Можно мне идти?

– Разумеется, – я посмотрела ей вслед. – Очень надеюсь, что впредь подобных инцидентов в моем доме не будет.

– Вы придаете слишком большое значение чувствам слуг, – фыркнула свекровь. – Они должны бояться хозяйку.

Ага, и каждое утро плевать ей в чай, а то и что похуже!

– А вы с ними запанибратски обращаетесь. Распустите совсем, сядут вам на шею и ножки свесят. Почувствуют себя ровней госпоже, наплачетесь! Работать перестанут, начнут по углам обжиматься, выходные просить. Потом и вовсе воровать примутся, весь дом растащат!

Ага, непременно. Я усмехнулась. Каждый судит о других по себе. Поэтому у одного все воры и убийцы, ходи да оглядывайся, бей первым, а у другого все милейшие люди, душевные, готовые помочь и защитить. Правда, конечно, посередине, в мире полно и хорошего, и плохого, от этого никуда не деться.

– Если бы я была в этом поместье хозяйкой, – глаза Элизабет затуманились мечтательно, – то живо навела бы тут порядок, вот как их всех держала бы! – она так стиснула кулак, будто кого-то пыталась задушить. – Они бы все у меня по струнке ходили, как миленькие, дышать бы боялись!

И через неделю в доме бы никого не осталось, все слуги сбежали бы подальше, проклиная, на чем свет стоит, такую мегеру! Пришлась бы госпоже самой свои туфли чистить, трусы стирать и, какой кошмар и ужас, чистить клозет!

– Вы молоды, Эльвира, вам простительно, – свекровь великодушно «отпустила грехи» нерадивой невестке. – Но я готова вам помочь и обучить всем тонкостям, которые надобно знать леди с таким хозяйством!

Кажется, я влипла – по самый замуж! Вот точно, заклинанием усыплю эту парочку и посылкой отправлю тому эльфу, с которым она греховодничала! Я открыла рот, чтобы ответить нахалке, но она вскрикнула, будто ее наша букараха за непотребное место укусила.

– Что случилось, матушка? – заволновался Кассиан.

– Там! – она указала дрожащей рукой под стул, стоявший неподалеку.

– Что? – я метнула взгляд в ежика, который сидел там и старательно поправлял бигудюшки.

– Там пусто, мама, – подыграл мне муженек, невинно улыбаясь.

– Поняяяятно, – протянул колючий субъект, вздохнув. – Уже мальчика попортила? Вот ведь ведьма!

– Он говорящий! – потрясенно выдохнула леди Элизабет и схватилась за грудь. – Но ведь не фамильяр… Мне дурно!

– Вам, наверное, мерещится, матушка, – Кассиан притворно вздохнул. – Переизбыток магии в организме сказывается, должно быть!

В ее организме переизбыток кое-чего другого, с усмешкой мысленно отметила я. Того, на чем прекрасно растут овощи и фрукты!

– Такое веселье, да без меня? – на моем плече проявился Кактус Валерьяныч. – А почему на фамильяров так не реагируют, кстати? – шепнул он мне на ушко, запустив коготки в кожу.

– Все же видят ауру фамильяра, царапучее ты существо, – пояснила я. – Не мешай развлекаться!

– Надоели вы мне, – вздохнул тем временем ежик. – Как будто никогда ежа говорящего не видели, в самом деле! – бурча себе под нос, он потрусил дальше.

– Ох, и примерещится же такое, да еще на ночь глядя! – свекровь достала веер, с щелчком его раскрыла и глянула на притихшую Лорину. – А ты чего молчишь? Тоже видела этого ежа?

– Нет, – не моргнув глазом, соврала девица. – Я пока что в здравом уме. Еж в бигудях – это только ваше воображение могло такое придумать, мама! – она отсела подальше с невозмутимым видом и снова принялась за семечки.

О как! Шустро маман в сумасшедшие записала, открестилась от нее и все, знать не знаю эту женщину, не родственники мы! Далеко пойдет эта эльфийка-полукровка!

Я уже хотела признаться, что никто не сбрендил, но тут через открытое окно донеслось:

– Хи-хи-хи, ха-ха!

– Опять этот милаха бежит! – Кассиан улыбнулся.

– Только не это! – прошептала я, вскочив. – Прячьте быстрее!

– Что прятать? – свекровь нахмурилась. – Что происходит, Эльвира? Да объясните же, в конце концов!

– Быстрее!!! – я схватила плошку с семечками и, не придумав ничего иного, высыпала их в декольте Элизабет.

Если оттуда подкладки, имитирующие пышную грудь, вытащить, можно целый мешок картошки спрятать!

– Вы сбрендили совсем?! – проорала та. – Это платье стоит дороже всей мебели в вашей гостиной!

– Рада за вас, – пробормотала я, прислушиваясь.

Неужели пронесло?

– Приветики! – донеслось из раскрытого окна. – Чего это вы тут делаете? – наш недавний знакомец, хомяк Хохотундель, запрыгнул на подоконник. – И почему, – он заводил носом, – тут так чудесно семечками пахнет?

– Хохошечка, тебе показалось, – пропела я, прикрыв собой Элизабет.

– Сомнительно, – протянул он, подозрительно прищурившись. – Этот запах везде узнаю! Сладенькие мои, только что пожаренные! Вкуууусненькие!

– Хома, нет! – я предостерегающе выставила вперед руки. – Хомочка, не надо!

– С-с-семууууш-шкииии! – низким басом протянул Хохотундель, начав разбухать на глазах.

Да чтоб вас всех, ежкин бобрик! Проклятая свекобра, угораздило же ее запрещенку где-то найти и сесть хомячить прямо в гостиной!

– Что происходит? – прошептал Кассиан, подбежав ко мне. – Эля?

– Прости, объяснять некогда, – бросила я. – Спасайся, кто может!

А кто не спрятался, сам виноват, если что!

– Мамочки! – Кактуся метнулся к комоду.

Я толкнула Кассиана за папино кресло, а сама рыбкой нырнула следом.

– Мои бигудя! – завопил ежик и начал карабкаться на лестницу.

– Помогите! – завопила Лорина.

– Ааааа! – громче всех протрубила, словно слон, леди Элизабет.

А предмет переполоха, хомяк Хохотундель, дорос до размеров хорошо раскормленного бегемота и бросился на поиски семечек. Которые прятались в корсаже моей свекобры. От его скачков по гостиной люстра закачалась, как маятник, мебель посыпалась на пол, а половицы застонали столь жалобно, будто были живыми.