Должен заметить, что, хотя я и сделал себя настолько доступным, насколько позволяли обстоятельства, я не стремился заполучить всеобщее внимание и не испытывал от этого особого удовольствия. В прошлом, когда мне хотелось привлечь интерес СМИ к своей работе, как в случае с «Инициативой Starshot», я был доволен, если даже лишь несколько представителей медиа проявляли любопытство. И хотя на протяжении своей жизни я проходил серьезную профессиональную подготовку в разных областях – никто, в особенности я сам, не подумал включить в нее навыки общения со СМИ. Оглядываясь назад, я думаю, что, может быть, стоило это сделать. Астрономия и астрофизика – это области науки, которые нередко связаны со значительными затратами времени и денег, поэтому никак нельзя забывать об информировании общественности о том, что возможно, а что необходимо.

* * *

Сказать, что мое предположение об искусственном происхождении Оумуамуа было встречено неодобрением, – значит выразиться очень мягко. Безусловно, популярные медиа были в восторге, широкая публика – очарована. Но коллеги-ученые были, если можно так выразиться, более осмотрительными.

В июле 2019 года группа по Оумуамуа из Международного института космических наук (ISSI) опубликовала в журнале Nature Astronomy свой однозначный вывод: «Нами не было обнаружено убедительных доказательств в пользу инопланетного происхождения Оумуамуа». В предшествующих параграфах было написано, что выдвинутая мной и Биали теория о внеземной технологии захватывающа, но безосновательна. При этом статья оканчивается списком оставшихся необъясненными «аномалий Оумуамуа», которые авторы называют «открытыми вопросами». Также они признали, что только после того, как модернизированный телескоп обсерватории им. Веры К. Рубин в Чили будет полностью введен в эксплуатацию, мы сможем иметь достаточно данных, чтобы делать выводы о том, «насколько распространены – или редки – такие характеристики, как у Оумуамуа».

У меня никогда не было в планах стать тем, кем меня назвала научная журналистка Мишель Старр: «Enfant terrible[9] гарвардской астрофизики». Я и сейчас отношусь ко всяким аномалиям так же, как и в первый день моей начальной школы, – с иронией, с сомнением, задавая вопросы, и всегда раздумываю достаточно долго над теми последствиями, которые повлечет за собой мой выбор в пользу одной гипотезы или другой. Когда Старр попросила Мэтью Найта, астронома из Университета Мэриленда и одного из участников группы по Оумуамуа ISSI, подытожить выводы группы, он сказал: «Мы никогда не видели ничего похожего на Оумуамуа в Солнечной системе. Он по-прежнему остается загадкой». Затем он добавил: «Но мы предпочитаем опираться на те аналогии, которые нам известны».

Вполне справедливо. Но что случится, если мы начнем копать в загадочном месте, а не в давно и хорошо известном? Какие вопросы возникают перед нами и какие новые пути для поиска ответов сами приходят в голову, когда мы рассматриваем возможности, противоречащие нашим сложившимся представлениям, но согласующиеся с имеющимися у нас данными?

Это не праздный вопрос; данные, которые у нас есть, заставляют нас искать для себя исключительно редкие объяснения. Несколько других астрономов традиционных взглядов, не входящих в упомянутую выше группу, тщательно проанализировали данные о Оумуамуа и пришли к заключению, что только весьма экзотические гипотезы могут объяснить аномальное поведение объекта. Чтобы объяснить все известные факты, они были вынуждены допустить, что Оумуамуа был пушистым объектом, состоящим из материала, в сто раз менее плотного, чем воздух, или же что это была комета, состоящая из твердого чистого водородного льда.

Ученым пришлось обратиться к «ранее невиданным» вариантам, чтобы объяснить задокументированные аномальные характеристики Оумуамуа. Из всех зарегистрированных в каталогах астероидов и комет ни один не обладал такими особенностями. Если эти лежащие в русле традиционной науки объяснения Оумуамуа были признаны достаточно весомыми, чтобы быть серьезно рассмотренными, то гипотеза внеземной технологии, тоже «ранее невиданная» версия, заслуживает не меньшего.

Более того, вопросы, возникающие в связи с гипотезой светового паруса, действительно интригуют. Если предположить, что Оумуамуа – это необычайно редкая комета, состоящая из замороженного чистейшего водорода, то большинство возникающих вопросов просто ведут нас в тупик. То же самое, если мы представим, что он оказался пушистым облаком из пыли, с достаточной внутренней монолитностью, позволяющей ему сохранять целостность, при этом будучи столь легким, что его мог разгонять солнечный свет. Оба предположения могут вызывать восхищение, но на этом все. Статистическим редкостям – место на полках шкафа в комнате курьезов, они не могут дать толчок развитию новых областей научного поиска. Но если мы предположим, что Оумуамуа может иметь инопланетное происхождение, и рассмотрим эту гипотезу с научной любознательностью, то перед нами откроются совсем другие перспективы для исследования фактов и новых открытий.

После первоначальной шумихи, охватившей СМИ из-за заявления декана факультета астрономии Гарварда и его постдока о том, что Оумуамуа – это артефакт внеземных технологий, меня начали обвинять в том, что я вижу световые паруса везде, куда бы я ни смотрел. Это объяснимо, ведь о моем участии в «Инициативе Starshot» было объявлено всего два года назад, и цель нашего проекта заключалась в отправке электронных схем к ближайшей звезде – с использованием при этом технологии светового паруса.

Журналист немецкого журнала Der Spiegel выразился с обезоруживающей прямотой: «Как гласит пословица, тот, у кого есть только молоток, не видит ничего, кроме гвоздей».

Я ответил, что да, мое воображение, как и у всех других, руководствовалось тем, что я уже знал, и да, на мои идеи, как и для всех других, повлияло то, над чем я работал. Но я должен был добавить: проблема с этой пословицей в том, что она фокусируют внимание на молотке, а не на человеке, который им владеет. Опытные плотники не только совершенно точно не видят везде только гвозди, более того, они обучены понимать, что лежит перед их глазами.

Одно из моих самых любимых занятий – прогуливаться по пляжу в поисках интересных ракушек для моей коллекции. Этим развлечением я балую себя в отпуске, когда у меня есть кусок любимого песчаного пляжа, по которому можно гулять и который можно изучать, и когда у меня есть свободное время. Мои дочери часто присоединяются ко мне, и мы вместе исследуем то, что выброшено на берег. За прошедшие годы у нас собралась прекрасная коллекция изящно соединенных двустворчатых моллюсков, закругленных каури и спиралевидных раковин тритона и мурекса. Некоторые из наших раковин не тронуты временем, но больше таких, что сильно изношены и полуразрушены, их маленькие осколки стали частью белого песка пляжа, по которому мы ходим.

Иногда, бродя в поисках раковин, мы находим кусок морского стекла – осколок когда-то выброшенной бутылки, обточивший свои острые углы после многих лет блуждания в океане. В таких условиях даже промышленные товары становятся чем-то прекрасным.