— Но ко мне какие претензии? — удивился Хенк.

— Как это какие? Кроме тебя мой паспорт иденьги взять некому.

Хенк моментально побагровел и, вскочив скровати, принялся нервно одеваться. Я смотрела на него беспомощными глазами исудорожно смахивала свои слезы.

— Хенк, я тебя умоляю, отдай мне паспорт. Иденьги тоже отдай. Разве тебя не учили, что брать чужое нехорошо, — мнеказалось, что еще немного — и я перейду на крик. — Если ты сейчас немедленно неотдашь мне то, что взял из моей сумки, я заявлю на тебя в полицию.

Мои последние слова повлияли на Хенка должнымобразом. Он подошел ко мне вплотную и, взяв меня за подбородок, угрожающепроизнес:

— Ты, маленькая русская сучка, ты что себепозволяешь?! Кто дал тебе право разговаривать со мной в моей стране такимтоном?! Ты пугаешь меня у меня дома полицией?! Ты кто здесь такая?!

Я совсем тихо произнесла:

— Хенк, я хочу улететь домой. Наша встреча —это ошибка. Я ничего тебе не должна, а ты ничего не должен мне. Отдай мнеденьги и паспорт, и я навсегда исчезну из твоей жизни.

Хенк схватил меня за плечи и хорошенькотряхнул, и я замолчала.

— Ты обозвала меня вором! — негодовал Хенк. —Мне не нужен ни твой паспорт, ни твои деньги!

— Ты хочешь сказать, что ты не лазил в моюсумку?!

— Нет.

— А кто тогда?

— Не могу знать.

— Может быть, твой сын?

— Не смей наговаривать на моего сына. Тыпотеряла паспорт и деньги по собственной дурости, глупости и недальновидности.Скорее всего, ты просто забыла закрыть сумку в аэропорту.

— Но ведь, пройдя пограничный контроль иполучив багаж, я сразу вышла к тебе.

— А где гарантия того, что твой паспорт икошелек не вытащили тогда, когда ты ждала багаж?! Почему ты не хочешь думать обэтом?! Тебе проще оговорить ни в чем не повинного человека, чем признаться втом, что ты растяпа!

— Я тебе не верю, — всхлипнула я и закусилагубу.

— А у тебя есть выбор? — усмехнулся стоявшийпередо мной мужчина и отпустил мой подбородок. — Поверь мне, и все будетхорошо. Я слышал, что ты уже собралась улетать.

— У меня был билет с открытой датой. Ядействительно собралась улетать. Только теперь не знаю, как мне быть. Нашавстреча — это ошибка.

— Значит, ты хочешь меня бросить?!

— Я просто хочу домой.

— Меня невозможно бросить, потому что всегда бросаюя сам. А пока я тебя не брошу, ты никуда от меня не уедешь.

— Как это не уеду? Я пойду в представительствоРоссии и скажу, что у меня украли паспорт. Деньги на билет мне вышлеткто-нибудь из родных.

— Ты никуда не поедешь!

Произнеся это, Хенк заехал мне кулаком полицу, и я, не удержав равновесия, ударилась о стену и стала медленно сползатьвниз. Первый раз в жизни меня ударил мужчина. От неожиданности, боли и униженияя стала реветь и проклинать тот день, когда я решила приехать в гости к этомупсихопату. Только теперь до меня стало доходить то, что я попыталась выстроитьотношения с психически неуравновешенным человеком.

Хенк тут же открыл бутылку пива и принялсясудорожно его пить. В тот момент, когда я наконец успокоилась, он протянул мнеполбутылки пива и каким-то поддельно заботливым голосом спросил:

— Будешь?

— Я не пью пиво. Я тебе уже это тысячу разговорила. А от твоего пивного супчика мне жутко плохо. У меня отравление.

Немного помолчав, я потрогала свое распухшеелицо и с особой горечью в голосе прошептала:

— Меня никто никогда в жизни не бил. Как тыпосмел?!

— Прости. Ты сама довела меня до этого.Обозвала чуть ли не вором.

Хенк попытался притянуть меня к себе, но яотстранилась, тем самым давая понять мужчине, что он мне очень сильнонеприятен.

— Хенк, мне нужно уехать. Поехали, заявим опропаже моего паспорта. Ты не представляешь, как я хочу уехать. Я уверена, чтоГолландия — очень хорошая страна, и, может быть, многие мои соотечественницыпробивают лбом стену для того, чтобы в ней остаться, но это не про меня.Понимаешь, дело даже не в стране. Можно привыкнуть и к другому менталитету, и кдругой культуре, просто рядом должен быть человек, которого можно любить. Ярядом с тобой всего ничего, но ведь это даже на назовешь жизнью. Так, какое-тосуществование. Долгое время я пыталась найти своего любимого у себя на родине,но не сложилось. А вот общаясь с тобой по Интернету, я поверила в настоящеечудо, и мне показалось, что мое счастье рядом и оно так возможно.

Я всхлипнула и, несмотря на унизительнуюжалость, которую я сама к себе чувствовала, продолжила:

— Я, наверное, конченая дура, но мне казалось,что за границей мужики не такие, как в России. Я думала, что они здесь надежнееи порядочнее, что ли. А оказалось, что они везде одинаковые. Пьют, бьют, врут.У нас в России таких, как ты, своих хватает. Наши женщины, наверное,притягивают заграничных мужиков потому, что мы живем с культом страдалицы и навесь мир рассказываем о том, как мы жертвенны. Все терпим, все сносим, всепрощаем, пока не почувствуем, что об нас окончательно вытерли ноги,перешагнули, пнули побольнее и пошли дальше. А мы смотрим вслед и не понимаем,почему от нас ушли. Мы же были так удобны, безропотны и безмолвны.

— Таня, я люблю тебя, — перебил меня Хенк и,бросив пустую бутылку на пол, обнял меня с несвойственной ему нежностью. — Не делайпоспешных выводов. Ты же сама писала мне о том, что мы с тобой две половинкиединого целого.

— Одна одинокая и несчастная половинкапритянула к себе другую одинокую и несчастную половинку для того, чтобы онивместе были одиноки и глубоко несчастны.

Мне хотелось пожалеть ту несчастную и одинокуюдевушку с опухшим глазом, какой я сейчас была, встать, взять свою сумку инавсегда уйти из этого дома и от этого мужчины. Схватившись за раскалывающуюсяот боли голову, которой даже не помог анальгин, я потерла виски и прошептала:

— Ты вчера меня что за супчиком накормил?

— Хорошим голландским супчиком.

— От твоего хорошего супчика я вчеравырубилась без задних ног, всю ночь мне снились кошмары, а проснулась я с такимплохим самочувствием, что просто не передать словами.