дорогу к местечку, которое он называл Мюсен и где, по его словам, был убит один из мальчиков. Тела жертв Квик якобы забрал обратно в Швецию, где расчленил и частично съел их, а кое-что закопал в Линдесберге.

Как рассказал мне инспектор полиции Туре Нессен, после изучения места преступления Квик и следователи отправились на футбольное поле в Линдесберге, где поисковая собака Зампо взяла след, и криминалисты перерыли огромный участок земли. Останков обнаружено не было. Тут Квик сообразил, что ошибся с местом: дело было на футбольном поле, но не в Линдесберге, а в Гульдсмедсхюттане. Однако и там ничего найти не удалось.

Но в Гульдсмедсхюттане произошло нечто весьма примечательное. Туре Нессену неожиданно сообщили, что жертвы убийцы, поисками которых как раз занималась полиция, оказались живы и здоровы. Выяснилось, что молодые беженцы отправились в Швецию. Первый решил остаться, а второй позже переехал в Канаду.

Как по мановению волшебной палочки, два норвежских убийства, в которых сознался Томас Квик, вдруг рассеялись как дым. Расследование третьего продолжилось, и теперь с ещё большим усердием. Так, спустя два года и двадцать один допрос, во время которых Квик множество раз менял показания, предоставленную им информацию по делу Терес Юханнесен посчитали столь ценной и эксклюзивной, что хедемурский суд счёл вину Квика доказанной.

Учитывая мои знания в области психологии свидетельских показаний, а также факт передачи Квику норвежским журналистом Свейном-Арне Хавиком нескольких газетных статей, я понял: на самом деле заявления Квика никакой ценности не представляют. Но при этом оставались и другие доказательства: указание на место преступления в Эрье и обугленные кусочки костей…

Стоило съездить в Драммен. Позвонив следователю Хокону Грёттланду, я напросился в гости.

«Буду рад вас видеть», — ответил он.

Эксперимент в Эрьесском лесу

В сентябре 2008 года мы с фотографом Ларсом Гранстрандом пересекли границу между странами в том же самом месте, что и следователи двенадцатью годами ранее.

В полицейском участке Драммена мы встретились с Хоконом Грёттландом, сопровождавшим Квика во всех его поездках в Норвегию.

— Он не такой, как мы. Он не рационален, да и с логикой у него совсем плохо, — заметил Грёттланд.

Оказывается, во время работы с Квиком у следователей то и дело возникали непредвиденные сложности.

— Квик говорит «да» и одновременно с этим мотает головой! Говорит «налево», а имеет в виду «направо». Понять его не так просто.

Грёттланд признался, что вообще не понимал Квика. Но Сеппо Пенттинен и Биргитта Столе без труда истолковывали его слова.

Хокон Грёттланд занимался расследованием дела пропавшей Терес Юханнесен с момента её исчезновения в июле 1988 года. Потом он оказался среди норвежских полицейских, связанных с Квиком, и в итоге пришёл к выводу: именно Квик убил Терес Юханнесен.

— А почему вы в этом так уверены? — поинтересовался я.

— Представьте: Квик в шведской психиатрической лечебнице подробно описывает Терес, Фьелль и Эрьесский лес. Мы едем туда и обнаруживаем: всё в точности так, как он рассказал.

Я согласился, что объяснить подобное можно было не иначе как причастностью Квика к преступлению.

Грёттланд отвёз нас во Фьелль, где проживала со своей мамой Терес. Мы проехали местный торговый центр и видеопрокат, куда Терес направилась в тот злополучный день, чтобы купить конфет на лежавшие в кармане 16 крон 50 эре. Грёттланд припарковал машину и указал на окна седьмого этажа длинного высокого дома номер 74.

— Вон там она жила. А здесь стоял Квик, когда Терес вышла из подъезда, — сказал Грёттланд и махнул рукой в сторону небольшого холма, спускающегося к дороге, по которой мы только что приехали. — Тут-то он её и схватил.

Я пересчитал этажи. Их было восемь. Тридцать пять больших окон на каждом.

Получается, Томас Квик похитил девочку, стоя перед 280 окнами и, возможно, на глазах у матери, утверждавшей, что она всё время стояла на балконе и следила за дочерью.

— Господи, это всё равно что похитить ребёнка перед трибуной стадиона «Росунда», — прошептал мне на ухо фотограф.

Томас Квик сознался в совершении более трёх десятков преступлений, но никто и никогда не видел его «в деле», и Квик ни разу не оставил следов. Я предполагал, что он всегда соблюдал предельную осторожность.

Во время следствия по делу Терес полиция допросила 1721 человека, но ни один из них не заметил ничего, что могло хоть как-то указывать на Квика. И даже описания, оставленные 4645 свидетелями, которые позже звонили и сообщали о том, что, возможно, обладают полезной для следствия информацией, не упомянули ни одной детали, которую можно было бы связать с Томасом Квиком. Я посмотрел на балкон Терес и пришёл к выводу: сцена похищения разыгрывалась на глазах у всех.

— Потом на холме он ударил её головой о камень, подогнал машину и запихнул девочку внутрь, — продолжал Грёттланд.

— Но это ведь очень рискованно, — сказал я.

— Да, пожалуй, — ответил следователь.

На следующий день я встретился с коллегой Грёттланда — Уле-Томасом Бьеркнесом. Сначала мы отправились в Хэрланд, к церкви, возле которой Квик расправился с Терес, а потом — в Эрьесский лес. Пришлось несколько километров трястись по неровным лесным дорожкам, пока мы не доехали до места, где Квик избавился от тела девочки.

Бьеркнес преподавал в здешней полицейской академии. Как раз в тот день он читал лекцию о Квике, и у него оказались три видеоплёнки, отснятые норвежской полицией во время встречи с Квиком. Я изо всех сил старался не подать виду, что мне просто необходимо их заполучить, так что лишь сдержанно поинтересовался, можно ли посмотреть эти записи. К моему большому удивлению, Бьеркнес протянул их мне. Я взял бесценный материал, пообещав вернуть его прежде, чем уеду из Норвегии.

В тот же вечер я разыскал офис телекомпании в Драммене и взял напрокат оборудование для копирования плёнки. В восемь вечера я принялся за дело прямо в номере отеля, где остановился. На трёх кассетах было заснято около десяти часов следственных экспериментов, и каждый час мне приходилось вставлять новую кассету.

Самыми интересными оказались записи, сделанные в машине, когда одна камера была направлена прямо на Квика, а вторая через ветровое стекло снимала дорогу. На экране крупным планом появился Квик, справа от него — Сеппо Пенттинен; дорога демонстрировалась в маленьком окошке в левом верхнем углу.

Квик завращал глазами. Они то сужались, то бешено перескакивали с предмета на предмет. Это выглядело неприятно и озадачивало. Квик на экране телевизора был совершенно не тем человеком, которого я встретил в Сэтерской клинике. Интересно, что могло так изменить