Откинувшись на сиденье и опустив веки, Мазур постаралсярасслабиться. Радио приглушенно-усыпляюще играло что-то классическое, кажется,из Сен-Санса. Машин на шоссе и в самом деле было мало, так что вскоре онивъехали собственно в Одессу, и Оксана сбавила скорость. Мазур, открыв глаза,смотрел на город, в котором, в ранешнее время, ему доводилось бывать не так ужи редко, и который изменился, как и все города постсоветскогопространства, – но все же, все же…

Свернули на Приморский бульвар, прямо под «кирпич», иостановились у входа в трехэтажное здание с фасадом в духе итальянскогоренессанса. Оксана, обернувшись, сказала деловито:

– Ну вот, Кирилл Степанович, мы на месте. Отдыхайтепока, а вечером я за вами заеду. В восемь часов. Идет?

Мазур наклонился, прочитал название над входом – готель«Лондоньски», – и в ту же секунду этот самый вход – а точнее, толстаяплита цельного матового стекла – распахнулась. На солнце вышел молодец вуниформе, степенно спустился к машине и с таким видом, будто лично он являетсясултаном Брунея, который лично встречает князя Монако, ручонкой в белоснежнойперчатке открыл дверь со стороны Мазура.

Ага, это и есть готель, надо понимать…

Мазур молча кивнул Оксане, выбрался из салона и следом зачопорным, как киношный аглицкий мажордом, швейцаром поднялся в гостиницу. Вголове плескалось: «В таких случаях принято давать чаевые … Вот же блин, асколько давать-то? У меня и денег ихних нет, что тут у них, гривны? Ладно,десять баксов дам, все равно меньше нема… Не рубли ж ему совать…»

Предупредительно придержав двери, молодец отработано изящнымжестом указал Мазуру на стойку портье:

– Прошу сюда.

Мазур, сунув денежку в ненавязчиво протянутую руку,прошествовал к ресепшен, за стойкой которого уже чуть ли не с распахнутымиобъятиями улыбался ему импозантный мужчина средних лет в форменном костюме сбейджиком.

– Пан Мазур? – утвердительно спросил он.

– Он самый, – проворчал Мазур доставая паспорт иприкидывая: то ли надо и этому на чай давать, то ли сие не принято? Вроде, непринято. Эх, позабыл товарищ адмирал подобные нюансы в общении с обслуживающимперсоналом нижайшего звена, знаете ли…

– Ждем вас, ждем! – с непередаваемой смесьюраболепия и гордости за готель «Лондоньски» заметил портье. – Номерзаказан, люкс, на третьем этаже, балкон, си-сайт на гавань и порт! Кстати, внашей гостинице известные писатели останавливались – Бунин, Куприн, Чехов! Да исейчас известные люди останавливаются…

Портье, в общем, заливался соловьем. А Мазур терпеливослушал. Попутно портье подсунул Мазуру бумажку, и пан адмирал поставил закорюкунапротив своей фамилии. Портье расплылся в совсем уж широченной улыбке; сразубыло видно, что большего счастья в жизни, как лицезреть такого гостя у него небыло и не будет всю ближайшую пятилетку. Напоследок портье поведал, что здание,в котором размещается гостиница, является памятником архитектуры. Ипоинтересовался – не вызвать ли коридорного, дабы пана Мазура препроводили вего номер. Пан Мазур изволил дать добро.

Коридорному тоже, после того, как тот показал номер,проверил полотенца, наличие банного халата и прочей фигни, пришлось сунуть влапу… И наконец Мазур остался один. Отправил SMS супруге – мол, прибыл, все впорядке, как у тебя? Получил обнадеживающий ответ от няни детеныша, освежился,переоделся и отправился на променад – благо времени до восьми еще былопредостаточно.

На знаменитом Приморском бульваре Мазур малость притормозил,раздумывая: а куда, собственно, податься. Несмотря на довольно ранний длякурортного города час – всего-то одиннадцать утра – по бульвару туда-сюдафланировали отдыхающие, коих от аборигенов можно было запросто отличить иодеждой, и выражением лиц, и громкими разговорами.

Мазур закурил, повернулся лицом к отелю, еще раз полюбовалсяна помпезный фасад и неторопливо направился, вопреки известной поговорке,направо, в сторону памятника Дюку – тем более идти было всего-то ничего. Попути углядел обменный пункт и наконец-таки стал обладателем украинской валюты –в количестве пяти тысяч гривен.

На небольшой площади у памятника, как в старые добрыевремена СССР, продавали всякую туристскую всячину, приправленную исконноодесским колоритом и юмором. Посмеиваясь про себя, Мазур не удержался иприкупил у бойкого торговца «Паспорт гражданина Одессы», с печатями иподписями, только фотографию оставалось вклеить, а также солидно исполненноеудостоверение, краснокожее, с золотым тиснением – оно так и называлось:«Удостоверение». И удостоверяло оно, что, дескать, «предъявныку цьогодозволяэться задарма красты на углу Дерибасовськой та Ришелье». Для тех, кто непонял, – «предъявителю сего разрешается бесплатно воровать на углуДерибасовской и Ришелье». Вот так, не больше и не меньше.

«При случае Лымарю подарю, он такие штуки обожает», –подумал Мазур, убирая ксивы в карман пиджака.

Потом полюбовался на Потемкинскую лестницу, рядом с которойс давних пор для особо ленивых был установлен эскалатор, работающий, правда,только на подъем, отмахнулся от назойливых фотографов и медленно двинулсядальше по бульвару. Не торопясь, дошел до Пушкинской улицы и побрел в сторонуДерибасовской. Заметив маленький японский ресторанчик, вспомнил, что еще незавтракал, и бросил якорь за одним из столиков, стоявших на жарком воздухе подполосатыми тентами.

Заказав быстро подошедшей молоденькой официантке в кимоно,но с посконно славянской внешностью легкий завтрак, он откинулся на спинкустула и закурил – благо заморско-украинская мода борьбы с курением конкретно доэтого места еще не добралась и на столиках пепельницы присутствовали. Заказадолго ждать не пришлось, и вскоре Мазур с удовольствием пил недурственный кофеиз маленькой фарфоровой чашки, поедал маленькие бутербродики с рыбой и глазелна проходящих по улице панночек – мужик есть мужик, так и пишется «мужик»,аминь.

Панночки были на уровне.

Заказал еще одну чашечку кофе (чего они в такие малюсенькиеналивают – как экономят!), принялся смаковать ароматный напиток маленькимиглотками. Наконец допил. Докурил. Расплатился. Встал. Снял пиджак и перебросилего через руку – солнце припекало вовсю.

Пройдя очередной перекресток, свернул направо, наДерибасовскую, и – о! – вдруг углядел над головой известное каждомувторому гражданину СССР, не считая каждого первого жителя России название – иплевать, что на Украине нынче пышным цветом расцвели «незалежнисть» и «самостийнисть».Искушение было слишком велико: оказаться в Одессе и не заглянуть сюда? Это вышечеловеческих сил, товарищи!