– Потом – это когда я захочу.

– Не, не вариант. Может, в обед?

– В обед?

– Ага. Хочешь, зайдем к Сэл.

Кажется, у меня завалялась парочка долларов на поход в пиццерию.

– Хорошо. Встретимся в полдень здесь же?

– Без меня, – говорит Сонни. – У меня подготовка к SAT.

– Ну да, – отвечает Малик, как будто прекрасно это знал. – Бри, потусим вместе?

Стоп. Он что?..

Он только что пригласил меня?.. Он реально позвал меня на свидание?

– А-ага… – Как мне вообще удалось выговорить хоть слово? – Хорошо.

– Кайф, кайф, – улыбается Малик, не показывая зубов. – В полдень, здесь же?

– Ага, в полдень.

– Окей, забились.

Звенит звонок. Сонни хлопает нас по плечам и уходит в крыло изобразительного искусства. Мы с Маликом обнимаемся и тоже расходимся. На полдороге он оборачивается и говорит, шагая спиной вперед:

– Бризи, слушай сюда! Я даже не сомневаюсь, что песня огонь.

Одиннадцать

У меня на уме все что угодно, но не то, что надо.

Малик позвал меня на свидание. Вроде бы.

Сейчас будет откровение. Дедушка говорит, что я делаю странные выводы быстрее, чем вши прыгают с одного белого на другого. Так сказать может только дедушка, но в чем-то он прав. Впервые он так сказал, когда мне было девять и мы с Треем только узнали, что у дедушки диабет. Я тогда расплакалась:

– Теперь тебе отрежут ноги и ты умрешь!

Я любила развести трагедию. А еще я тогда только посмотрела «Пищу для души». Спи спокойно, мама Джо.

Ладно, может, я и тороплюсь с выводами, но, мне кажется, Малик все-таки позвал меня на свидание, просто не говоря прямо. Ну, знаете, типа: «Мы друзья, а друзья все время вместе тусят… а прикольно будет затусить только вдвоем».

По-моему, так бывает, и это нормально. Или я принимаю желаемое за действительное. Буду думать, что бывает. Хоть отвлекусь от этих взглядов в коридорах.

Кто-то смотрит с сочувствием. Кто-то с удивлением: почему это меня не упекли в тюрьму или типа того? Кто-то как будто хочет со мной заговорить, но не знает, что сказать, и сверлит взглядом. Пара человек перешептываются. Какой-то кретин, когда я прохожу мимо, произносит сквозь кашель «барыга», думая, что я не услышу.

Мама велела мне ходить с гордо поднятой головой, но что-то не получается. Вот бы меня снова никто не замечал.

Я захожу в класс, и все вдруг замолкают. Ставлю пять баксов, что болтали обо мне.

Миссис Мюррэй смотрит на меня из-за своей книги, закрывает ее и кладет на стол. Ее улыбка так сочится сочувствием, что превращается в гримасу боли.

– Здравствуй, Бри. Рада, что ты снова с нами.

– Спасибо.

Она явно не знает, что дальше говорить. Очень плохой знак: миссис Мюррэй никогда не теряется.

Под взглядами всего класса я сажусь на свое место. Ничего, справлюсь.

В полдень я решительно направляюсь к шкафчику. Смотрюсь в экран телефона: как там волосы? В понедельник я несколько часов сидела в ногах у Джей, и она заплела мне афрокосички в виде рыбьей кости, на концах переходящие во французские косы. Вышло красиво? Красиво. Только вот мучительно. Волосы стянуты так туго, что я чувствую, как ворочаются мысли.

Малик длинный, выше многих, и я сразу вижу, что он идет в мою сторону, смеясь и с кем-то болтая. Наверно, с Сонни?

Но Сонни не похож на миниатюрную чернокожую девочку с пучком.

– Прости, задержался, – говорит Малик. – Ждал Шену.

Шена, та самая, из автобуса, одевается. Малик подает ей куртку.

– Боже, боже, как не терпится! Сто лет в «У Сэл» не была, реально!

Кажется, теперь я понимаю, что чувствует лопающийся шарик.

– Хм… ты не сказал, что придешь с Шеной.

– Да ладно, Малик, правда? – Шена шлепает его по руке. – Жопа забывчивая!

Вообще-то шлепать его по руке – моя привилегия, а не ее.

Он, смеясь, перехватывает ее руку.

– Какая ты грозная. Прости, совсем забыл. Бри, готова?

Что, блин, происходит?

– Да, конечно.

Я ухожу вперед. Понятно, что они общаются: у танцоров после уроков стоят репетиции, а Малик иногда засиживается над своей документалкой, и они с Шеной вместе едут на городском автобусе до Сада. Но я не знала, что они общаются настолько близко.

Мы выходим на тротуар; они идут сзади, болтая и смеясь. Я вцепляюсь в лямки рюкзака. До «У Сэл» всего пара кварталов. Обычно, когда мы идем куда-нибудь в Мидтауне, который район, нам нужно соблюдать негласные, но твердые правила.

1. Если заходишь в магазин, не клади руки в карманы и не открывай рюкзак. Не давай повода обвинить тебя в воровстве.

2. Всегда говори «мэм» или «сэр», разговаривай спокойно и вежливо. Не давай повода счесть тебя агрессивным.

3. Не заходи в магазины, кафе или куда-то еще, если не собираешься ничего брать. Не давай повода заподозрить тебя в попытке ограбления.

4. Если за тобой ходит продавец магазина, не подавай виду. Не давай повода подумать, что ты что-то замышляешь.

5. Да просто не давай им повода. И все.

Вот только иногда я все делаю как надо и все равно огребаю. Как-то несколько месяцев назад мы с Сонни и Маликом зашли в магазин комиксов, и продавец постоянно ходил за нами. Малик все заснял на камеру.

«У Сэл» – одно из немногих мест, где можно забить на правила. Стены грязные и закопченные, кожа на диванах потрескалась. В меню из здоровой пищи только острый перец и лук – добавки к пицце.

Большая Сэл принимает заказы за стойкой и криком передает указания на кухню. Если что-то слишком долго готовят, она спрашивает:

– Мне что, пойти к вам и сделать все самой?

Она совсем миниатюрная, но весь Мидтаун – и весь Сад тоже – знает: с ней шутки плохи. На ее кафе никогда никаких граффити – редкое достижение.

– Привет, Бри, привет, Малик, – здоровается она, когда подходит наша очередь. Трей работал у нее еще в старших классах, и с тех пор Сэл – наша дорогая итальянская тетушка. – А что с вами за очаровательная юная дама?

– Шена, – представляет Малик. – Она давненько здесь не была, простите уж ее.

Шена в шутку пихает его локтем.

– Ах ты стукач!

Ну ни фига себе у них близкие отношения.

– Да ладно, я не сержусь, – отвечает Сэл. – Вот попробует кусочек – и станет заходить почаще. Что будете заказывать?

– Среднюю пеперони и добавить сыра? – спрашиваю я Малика. Это наш обычный заказ.

– Ой, а можно еще туда канадского бекона? – спрашивает Шена.

– Я не против, – отвечает Малик.

Во-первых, кто вообще кладет в пиццу канадский бекон?

Во-вторых, эта хрень даже на бекон не похожа. Канадцы, не обижайтесь, но это просто ветчина для худеющих.

Сэл принимает заказ, берет у Малика (он сказал, что заплатит за всех) деньги, раздает нам стаканы и отправляет искать стол. Еще она говорит, что Трея мы не застали. Он ушел обедать. Видимо, даже пицца может надоесть.

Мы наливаем себе газировки из фонтана и показываем Шене наш любимый столик в углу, где мы обычно сидим втроем с Сонни. Там почему-то всегда свободно. Честно, я не могу представить, как сажусь где-то еще. Наш столик для нас примерно то же самое, что для прихожан храма их скамьи: если кто-то вдруг займет его, мы одним только взглядом испепелим его на месте.

Малик закидывает руку на спинку дивана. По факту – обнимает за плечи Шену. Но я буду делать вид, что он просто закинул руку на спинку.

– Бри, включишь песню? – просит он.

Шена отпивает газировки.

– Что за песня?

– Бри на днях записала свой первый трек. Весь школьный автобус сегодня слушал.

– О, я тоже хочу! – отвечает Шена.

Если бы она утром ехала со всеми и там ее услышала, я была бы не против. Но теперь… теперь все иначе.

– Может, в другой раз.

– Да ладно, Бри, ну чего ты? – спрашивает Малик. – Уже все, кроме меня, слышали. Чувствую себя каким-то изгоем.

Прямо как я сейчас, ага.

– Не такая уж она и классная, – отмахиваюсь я.

– Она по-любому огонь, я слышал от тебя достаточно мегаохрененных строчек. Например… «По улицам бродит зверь один…»

– «Его называют крэк, кокаин», – вспоминаю я собственные слова.

– «Он прокусывает вены, втирается в доверие, и твоя мама милая теперь не мама тебе, только фамилия твоя – ее», – заканчивает Малик. – Ну и мое самое любимое: «Он безоружен и опасен, Америка создала нас с ним, но говорит о нас, лишь…»

– «Когда мы умираем, нас в этом обвиняя», – договариваю я.

– Сильно, –