— Мама врезала мне, — сообщила я своему отражению.

Оно ответило мне сочувственным взглядом.

Вздохнув, я решила, что готова лечь. Ничего больше этимвечером делать не хотелось, и, может, дополнительная порция сна ускоритисцеление. Я умылась, расчесала волосы, надела свою любимую пижаму;прикосновение мягкой фланели немного улучшило настроение.

Я складывала рюкзак на завтра, когда благодаря связи сЛиссой на меня обрушился шквал эмоций. Это было так неожиданно, что я не успелаотразить его — как будто ураганный ветер сбил меня с ног, и внезапно я большесмотрела не на свой рюкзак. Я оказалась «внутри» Лиссы, воспринимая ее чувства.

Мне стало ужасно неловко.

Потому что Лисса была с Кристианом.

В самом, можно сказать, разгаре.

Кристиан целовал ее, и — класс! — вот это был поцелуй.На этот раз он не дурачился. Поцелуи такого рода нельзя видеть детям. Черт,такие поцелуи вообще никому нельзя видеть и тем более сопереживать черездуховную связь.

Я уже говорила прежде, такое обычно происходило, когдаЛиссой владели сильные эмоции — они как бы втягивали меня внутрь ее головы. Нодо сих пор всегда это были негативные эмоции. Она расстроена, или сердита, илиугнетена — и я воспринимаю. Но на этот раз? Нет, она не расстроена.

Она была счастлива. Очень, очень счастлива. О господи! Нужноубираться оттуда.

Они находились на чердаке школьной церкви или, как мненравилось говорить, — в «любовном гнездышке». Раньше оно для каждого изних служило прибежищем, где они могли укрыться от чужих глаз. В конце концовмои голубки решили укрываться там вместе. Поскольку они встречались открыто, яне думала, что теперь они много времени проводят здесь. Может, их притянулисюда воспоминания о прежних днях.

Похоже, они отмечали какое-то празднество. Пыльный чердакозарялся маленькими благовонными свечами, источающими аромат сирени. Лично япобоялась бы расставлять свечи в тесном пространстве, набитомлегковоспламеняющимися коробками и книгами, но Кристиан, надо думать, посчитал,что может справиться с любым случайным возгоранием.

В конце концов безумно долгий поцелуй прервался, и ониотстранились, чтобы посмотреть друг на друга. Влюбленные лежали на одеялах,расстеленных на полу. Кристиан смотрел на Лиссу, лицо у него было открытое,нежное, бледно-голубые глаза сверкали от обуревающих эмоций. В его глазах явночиталось обожание сродни тому, которое испытываешь, когда входишь в церковь иопускаешься на колени с благоговением и страхом, поклоняясь высшей силе.Кристиан определенно преклонялся перед Лиссой — на свой лад, но было в егоглазах что-то, свидетельствующее о том, что эти двое понимают друг друга такполно, так мощно, что им не требовались слова. Мейсон совсем не так смотрел наменя.

— Как думаешь, мы попадем за это в ад? — спросилаЛисса.

Он протянул руку, прикоснулся к ее лицу, повел пальцами пощеке, шее и двинулся к вырезу шелковой блузки. Она тяжело задышала отприкосновения, нежного и ласкового, воспламенившего в ней сильную страсть.

— За это?

Он поиграл вырезом блузки, лишь чуть-чуть проскользнув пальцамипод нее.

— Нет. — Она засмеялась. — За это. — Онаповела рукой вокруг. — Это же церковь. Здесь нельзя заниматься… ну такимивещами.

— Неправда, — возразил он, мягко уложив ее наспину и склонившись над ней. — Церковь внизу, а здесь просто хранилище. Богне против.

— Ты же не веришь в Бога.

Руки Лиссы заскользили по его груди легко и неторопливо,обжигая желанием.

Он счастливо вздохнул, когда пальцы проскользнули подрубашку и прикоснулись к его животу.

— Я готов потакать тебе во всем.

— Сейчас ты скажешь что угодно.

Она помогла ему стащить рубашку, и он, обнаженный по пояс,склонился на Лиссой.

— Ты права, — согласился он и расстегнул пуговицуна блузке.

Всего одну. И снова припал к губам Лиссы в сладком поцелуе.Наконец ему потребовалось вдохнуть, и он продолжил, как будто не было никакогоперерыва.

— Скажи, что хочешь услышать, и я произнесу это.

Он расстегнул вторую пуговицу. Лисса рассмеялась.

— Нет ничего, что мне хотелось бы услышать. — Ещеодна пуговица оказалась расстегнута. — Говори что пожелаешь — и хорошо,если это окажется правдой.

— Правдой? Ха! Никто не хочет слушать правду. Правда несексуальна. Но ты… — Расстегнув последнюю пуговицу, он снял с нееблузку. — Ты чертовски сексуальна, чтобы быть реальной.

Он говорил характерным для него насмешливым тоном, но вглазах читалось иное. Я видела всю сцену глазами Лиссы, но могла представитьсебе, что видел он. Ее гладкую, белую кожу. Стройную талию и бедра. Кружевнойбелый лифчик. Через нее я чувствовала, что кружева немного колются, но ей быловсе равно.

Их лица выражали нежность и страстное желание. Япочувствовала, как сердце Лиссы забилось чаще, а дыхание участилось. Мыслиисчезли, остались одни эмоции. Кристиан лег на нее, придавив своим телом. Егогубы снова нашли ее рот, язык проник внутрь, и я поняла — пора немедленноубраться оттуда.

Только сейчас до меня дошло, почему Лисса принарядилась ипочему «любовное гнездышко» выглядело словно выставка свечей. Они встречалисьуже месяц, но наконец дело дошло до секса. Я знала, у Лиссы с ее прежнимбойфрендом отношения были близкие. О прошлом Кристиана мне ничего неизвестно,но я искренне сомневалась, что многие девушки пали жертвой его едкогоочарования. Однако по тому, что испытывала Лисса, я могла сказать, что все этоне имело никакого значения. По крайней мере, в данный момент. В данный моментсуществовали только они. На долю Лиссы выпало много тревог и несчастий, но оначувствовала сейчас абсолютную уверенность. Этого она хотела. Этого она хотелаочень давно — фактически с самого начала их знакомства.

И я не имела права становиться свидетельницей происходящего.Мало удовольствия наблюдать близость других, и уж точно меня не прельщал секс сКристианом. Подсматривать за Лиссой в такой момент — все равно что лишитьсядевственности. Но господи, именно из-за Лиссы оказалось так трудно покинуть ееголову. Чем сильнее становились ее эмоции, тем крепче они удерживали меня.Пытаясь оторваться, я сосредоточилась на возвращении в себя, сосредоточилась совсей силой, на которую была способна.

Другие одежды тоже были сброшены…

«Давай, давай!» — подгоняла я себя.

Появился презерватив… О боже мой!

«Ты — самостоятельная личность, Роза. Возвращайся в своюголову».

Их руки и ноги сплелись, тела соединились…

«Сукин…»