В утро Рождества мы встретились с Мейсоном. Хорошаявозможность выкинуть из головы Дмитрия. Мне нравился Мейсон… сильно нравился. Ия ведь не собиралась сбегать с ним и выходить за него замуж. Как сказала Лисса— для меня полезно просто снова начать встречаться с кем-то. Таша была хозяйкойна нашем позднем рождественском завтраке, который организовала в просторномзале дома, предназначенного для гостей Академии. По всей школе кипела бурнаядеятельность, устраивались вечеринки, ноя обратила внимание, что присутствиеТаши всегда создавало определенную дисгармонию. Люди либо тайно разглядывалиее, либо быстро уходили, избегая встречи. Иногда она вела себя с нимивызывающе, иногда старалась не попадаться на глаза. Сегодня она предпочладержаться в стороне от представителей других королевских семей и простополучать удовольствие от маленькой, частной встречи с теми, кто не избегал ее.

Дмитрий тоже был приглашен, и моя решимость заметнопоколебалась, когда я увидела его. Он принарядился ради встречи. Ладно, может,«принарядился» — слишком сильно сказано, но сейчас он был ближе к этому, чемкогда-либо. Обычно он одевался совсем просто… типа как если бы в любой моментмог кинуться в бой. Сегодня темные волосы были связаны сзади, как будто онсознательно старался придать им аккуратный вид. На нем были обычные джинсы икожаные ботинки, но вместо футболки черный свитер прекрасной вязки. Обычныйсвитер, не от какого-нибудь известного модельера и не безумно дорогой, но онпридавал-ему легкий налёт изысканности. И господи, как же свитер шел ему!

Дмитрий никак не выражал недовольства моим присутствием, ноявно не собирался общаться со мной. Зато с Ташей он разговаривал, и язачарованно смотрела, как они беседуют в непринужденной манере. Теперь я ужезнала, что его добрый друг был дальним родственником Таши, вот так они ипознакомились.

— Пять? — удивленно спросил Дмитрий, они обсуждалидетей общего друга. — Я не слышал об этом.

Таша кивнула.

— Прямо безумие какое-то. Клянусь, интервал междудетьми у нее не больше шести месяцев. Она невысокого роста… ну и простостановится все толще и толще.

— Когда я впервые встретил его, он клялся, что вообщене хочет никаких детей.

Она восхищенно распахнула глаза.

— Знаю! Прямо не верится! Ты бы видел его сейчас. Онпросто тает при виде ребят. Я даже не всегда его понимаю. Клянусь, его разговорбольше похож на детский лепет, чем на обычную речь.

На губах Дмитрия заиграла улыбка, что было для него большойредкостью.

— Ну… дети так воздействуют на взрослых.

— Вот уж чего представить не могу, так чтобы такоеслучилось с тобой. — Она рассмеялась. — Ты настоящий стоик, всегда.Конечно… думаю, иногда и ты лепечешь, как ребенок, по-русски, но этого никтоникогда не слышит.

Тут они оба рассмеялись, а я отвернулась. Хорошо, что Мейсонздесь — по крайней мере, есть с кем поговорить. А мне требовалось отвлечься:мало того что Дмитрий игнорировал меня, так еще и Лисса с Кристианом полностьюпогрузились в собственный мир. По-видимому, от секса их любовь лишь окрепла. Ядаже спрашивала себя, удастся ли мне хоть немного пообщаться с Лиссой на лыжнойбазе. В какой-то момент она оторвалась от него, чтобы вручить мнерождественский подарок.

Я открыла коробку, заглянула внутрь и увидела нитку бусингустого красно-коричневого цвета, издающих сильный запах роз.

— Что это…

Я подняла нитку. С одного ее конца свешивалось тяжелоезолотое распятие. Лисса подарила мне четки.

— Хочешь обратить меня? — с кривой улыбкойспросила я.

Лисса верила в Бога и регулярно посещала церковь. Как имногие моройские семьи, вышедшие из России и Восточной Европы, она былаортодоксальной христианкой.

Я? Ну, меня скорее можно, назвать ортодоксальным агностиком.Я считаю, что Бог, скорее всего, существует, но вникать в суть этой проблемы неимею ни времени, ни желания. Лисса уважала мою позицию и никогда не навязываламне свою веру. В свете этого ее подарок выглядел… ну странным.

— Переверни распятие, — сказала она, явнозабавляясь моим потрясенным видом.

Я так и сделала. На обратной стороне креста в золоте былвырезан дракон в венке из цветов. Герб Драгомиров. Я в полном недоумениипосмотрела на нее.

— Это фамильная ценность, — объяснила она. —Один из папиных друзей сохранил коробки с его вещами. Четки лежали там.Когда-то они принадлежали стражу моей прапрабабушки.

— Лиссе… — Теперь четки приобрели совсем новыйсмысл. — Я не могу… Ты не можешь подарить мне такую вещь.

— Ну, я определенно не могу оставить ее у себя. Онапредназначена для стража. Моего стража.

Я обвила нитку вокруг запястья. Прикосновение креста к кожевызывало ощущение холода.

— Знаешь, — поддразнила ее я, — существуетбольшая вероятность, что меня вышибут из школы прежде, чем я стану твоимстражем.

Она улыбнулась.

— Ну, тогда ты вернешь их мне.

Все засмеялись. Таша начала говорить что-то, но взглянула надверь и оборвала себя.

— Джанин!

Там стояла моя мать, и выглядела она жестче и невозмутимее,чем когда-либо.

— Извини, что опоздала, — сказала она. — Надобыло закончить одно дело.

Дело. Как всегда. Даже на Рождество.

Воспоминания о нашем «бое» нахлынули на меня, кровь прилилак щекам, живот свело. Она ми разу не попыталась связаться со мной со времениэтого происшествия два дня назад, даже когда я лежала в больнице. Никакихизвинений. Вообще ничего. Я стиснула зубы.

Она подсела к нам и вскоре включилась в разговор. Я ужедавно обнаружила, что она может обсуждать лишь одну тему: работу стража.Интересно, есть у нее хоть какое-то хобби? Поскольку нападение на семью Бадикабыло у всех на уме, она принялась описывать похожее сражение, в которомпринимала участие. К моему ужасу, Мейсон впитывал каждое ее слово, точно губка.

— Ну, обезглавливание — не такое легкое дело, каккажется, — характерным для нее сухим, прозаичным тоном говорила она. Яникогда и не думала, что это легко, но она, по-видимому, полагала, будто всеуверены, будто это раз плюнуть. — Нужно перерубить спинной мозг исухожилия.

Благодаря нашей связи я почувствовала, что Лиссу началоподташнивать. Такие жуткие разговоры не для нее.

Глаза Мейсона вспыхнули.

— Каким оружием лучше всего делать это?

Мать задумалась.

— Топором. Он тяжелый.

Иллюстрируя свои слова, она с силой взмахнула рукой.

— Круто, — сказал Мейсон. — Господи, надеюсь,мне позволят носить топор.

Комическая и нелепая идея, поскольку топор — не то оружие,которое таскают с собой. Мелькнувший образ Мейсона, идущего по улице с топоромна плече, слегка улучшил мое настроение. Увы, это длилось совсем недолго.