– Эй! – позвал Сварог. Получилось тише, чем хотел.Но громко для тишины, наполнившей корабль. Тишину он заметил только что:куда-то делись плеск волн, перешептывание ветра с парусами, матросскиепереговоры, шарканье ног по палубе.

Бракованный стоп-кадр, в котором не выключенным оказалсяпочему-то он один.

Никто не отреагировал на его «эй». Сварог протянул руку ккапитану, собираясь дотронуться. И нащупать – что? Убедиться – в чем? Может, втом, что опять окружен призраками, иллюзией, хороводом фантомов?

Сварога качнуло от жуткого видения.

Рука – не призрака, не постороннего человека, а егособственная – распадалась. Покрывалась на глазах один за одним геометрическиправильной формы кругами… пустоты. Сквозь которые, то есть уже сквозь руку, онвидел доски палубы, фрагменты тел моряков. Словно он – мозаичная фигура, изкоторой вываливаются кусочки. Один за одним, один за другим.

Он посмотрел на ноги. То же самое. Живот, грудь – всеподвергалось распаду.

Сварог растерялся. Он не представлял, что ему делать. Как ис кем бороться. И страх ледяной струйкой пробежал по груди. Он бы сейчассогласился поменять эту напасть на любую змею любых размеров, победить которуювсегда остается шанс, а если его и нет, то можно укрыться, нырнув в нору илипещеру, или просто биться за свою жизнь мечом, шауром, руками, ногами и зубами,наконец. Страшно было не умирать, а помирать бессловесной пешкой, которая дажене понимает, кто и как выводит ее из игры.

Но, правда, не чувствовал он себя ни умирающим, нираспадающимся.

Он попробовал дотрагиваться до пустот и обнаруживалупругость плоти.

Что ж это, он становится невидимым?

Сварог оторвал взгляд от себя и…

Матросы, корабль, река – были и словно не были. Нет, другое.

Словно еще одна реальность наложилась на первую и проступаласквозь нее. Проступала все явственней. Оттесняла первую.

Вспышка, рафинированно оранжевая, которую не сопровождало низвука, ослепила, заставила глаза искать спасение за шторами век. Взлетела рука,ладонь накрыла глаза.

Сварог повернулся спиной к предполагаемому источнику света,захотел оторвать ладонь от лица и приподнять веки. Захотел, но…

Но он уже видел. Берег, реку, корабль. А сам он стоял наберегу с высоко поднятой рукой и слышал эхо своего собственного крика,катящегося к кораблю с красно-зеленым флагом на корме, с двумя рядамираспахнутых пушечных портов, с бушпритом в виде золоченой конской головы.

Ну а дальше события происходили так, как однажды они же ужепроисходили. С корабля его заметили и спустили большую шлюпку. Она стала быстроприближаться, гонимая слаженной работой гребцов. На носу сидел человек сарбалетом.

Сварог осмотрел себя. Это был он, без всяких пятен пустотына теле, в камзоле, а не в камуфляже, последний, надо полагать, лежит в видепепла там, где он его оставил, – вон за тем камнем. А уардах в ста отСварога вопил как резаный щенок.

История повторяется дважды. Теперь как фарс? Ну и конечно,сразу всплыл в памяти визит в лже-Магистериум, где его, малоопытного вмагических делах, пытались одурачить, подсовывая – правда, довольно хорошую –копию. Неужели еще раз прокручивают ту же пластинку? Это легко проверить.

Сварог задействовал «третий глаз». Тот ничего нового непривнес.

К берегу приближалась просто шлюпка с просто людьми.Корабль, реальный и без нежити на борту, ждал, опустив якоря на грунт,возвращения своих.

«А ты думал, Хелльстад так просто возьмет и отпустит? Непоиздевавшись, не попробовав доконать. Но что же все-таки, черт возьми,происходит?»

Хрустнула днищем по мелководью шлюпка, человек, имя которогоСварог уже знал, навел на него свой арбалет, заряженный стрелой с серебрянымнаконечником, как и в первый раз – небрежно и умело.

Майор ничуть не удивился, когда услышал, как Борн произнес:

– Ну, и что вы нам интересного скажете?

Он им мог сказать много интересного. Но предпочелразыгрывать известную пьесу с заученными репликами. А то чего доброго наплетешьне того, так и вообще не возьмут на корабль. Оставаться в Хелльстаде почему-тоой как не хотелось, чего, похоже, и добиваются остроумные устроители спектакляс повторением пройденного.

– Мне бы убраться отсюда. Тут неуютно.

Разумеется, в ответ раздался дружный гогот.

«Интересно, – подумал Сварог, – а если я отступлюв чем-то, в какой-нибудь ерунде от намеченной программы, ну, скажем, изменюлишь одну свою фразу, то что – выстроится совсем новая цепочкавопросов-ответов, действий-поступков? И что будет на ее конце? Эх, знать бы,что ждет на конце уже отыгранной цепочки, новый отброс назад или как…»

Но пока Сварог придерживался известного сценария.

– Забирайте собаку и лезьте в лодку. Живо! – как иполагалось ему, скомандовал Борн.

Сварог, естественно, так и поступил.

Совпадения, создававшие у графа Гэйра нехорошее впечатление,что он – марионетка в кукольном театре абсурда, продолжались. Так же встретилиего на борту «Божьего любимчика» капитан и боцман, слово в слово повторили ужеслышанное им. Впрочем, и Сварог повторял сам себя.

Отступление случилось после, в капитанской каюте. Может,Сварог, когда его монологи стали пространнее, не повторил себя дословно, может,еще чего, но его собеседники, говоря о том же, в общем, что и раньше,употребляли другие слова и выражения. Встал Зо не слева, как тогда. А Блай, этоопределенно, не поправлял кинжал за поясом. В мелочах пошла уже совсем другаяпьеса…

Но скрупулезно точно повторилась концовка. Хлопки, дваподряд, «распад» тела, оранжевая вспышка…

И вот он опять кричит, опять спускается шлюпка, опять иопять…

Сварог понял, что звереет. Что повторись такое еще пару раз,и он встретит шлюпку уже звездочками из шаура. «Спокойно, спокойно, –принялся уговаривать он себя, – выход должен быть. Ну, посадили тебя впетлю времени, так это, кажется, называли фантасты, ну вот и вспомни, как ихгерои выпутывались из переделок».

Шлюпка в третий раз приближалась к берегу. А Сварогвспоминал просмотренное и прочитанное на тему времени и его парадоксов, ноничего подходящего не обнаруживал ни в земном багаже, ни в таларском.

Но его зацепило слово «время», и в голове сложилась пускайбредовая, пускай отчаянная, но все ж какая-то идейка. За неимением лучшего…

Петля, порожденная магической или технической, без разницы,мыслью, готовилась как ловушка для людей, принадлежащих местному времени ипространству. И кто знает, может, в отлаженном механизме петли что-нибудь данарушится, окажись вместе с ним, с мышью, чего уж там, угодившей в этумышеловку, предмет, не предусмотренный в этом времени. Никак не могущий здесьоказаться. Что-то совсем земное, совсем не таларское. И вместе с тем легкопредставимое, знакомое, родное по прошлой жизни.