— Далеко?

— Нет, не больше пяти минут пешком. Я бы сказала… о, даже незнаю… может быть, четверть мили.

— Прыг-скок в машину и там?

— Именно. Скажите мне, почему ее отравили? Или она простоприняла слишком большую дозу снотворного?

— Нет, это отравление. Снотворное было в конфетах.Эксперт-химик из отдела по расследованию убийств говорит, что отравитель непропустил ни одной. Они еще не сделали полного анализа.

Милдред Фолкнер подошла к решетке обогревателя в полу исказала:

— Присаживайтесь, а мне что-то холодно.

Мейсон опустился в кресло, наблюдая, как она стоит у решеткии восходящий поток теплого воздуха шевелит ее юбку.

— Что случилось? — спросил он. — Вы простудились?

— Наверное, да. К тому же я сильно понервничала. Однакооставим это, давайте выкладывайте. Что толку ходить вокруг да около? Я полагаю,что новости скверные.

Он кивнул.

— Я боялась, что так и выйдет. Линк не из тех, кого легкозапугать.

— А почему вы решили, что новости плохие?

— Если бы все было хорошо, вы бы сказали мне об этом прямо спорога. Как насчет того, чтобы выпить? Хотите?

— Буквально один глоток, — ответил Мейсон.

Она открыла небольшой бар на колесиках, достала бутылкувиски, лед и содовую.

— Славная это у вас вещица, — прокомментировал Мейсон,одобрительно разглядывая бар.

— Да. По сути, это маленький электрический холодильник: онсам делает лед и остужает содовую. Итак, что же сказал Линк? Он ведь еще непродал акции Пивису, не так ли?

— Я не знаю.

— Он разве не сказал вам?

— Он не мог говорить.

— Не мог? Вы хотите сказать, он был пьян?

Она наливала виски, и ее рука немного дрожала, так чтогорлышко бутылки позвякивало о край бокала. Мейсон подождал, пока она закончилас виски и протянула руку к сифону с содовой.

— Линк, — произнес он, — был убит сегодня примерно околополуночи.

Несколько мгновений казалось, что она не расслышала или непоняла значения этих слов. Она продолжала тонкой струйкой наливать содовую изсифона, потом вдруг вздрогнула, конвульсивно вжала рычаг, сильная струя ударилав бока, и пена брызнула через край.

— Вы сказали… я верно расслышала? Умер?

— Убит.

— В полночь?

— Да.

— Кто… кто это сделал?

— Никто не знает. Ему выстрелили в спину из револьвератридцать второго калибра.

Она поставила сифон на столик и принесла ему его виски.

— Каково же в таком случае мое положение?

— Оно может оказаться весьма опасным.

— В полночь, вы говорите?

— Да.

— Ну, как бы то ни было, у меня есть алиби, — сказала она снервным смешком.

— Что за алиби? — сухо спросил Мейсон.

— Вы серьезно?

— А вы нет?

— Нет.

— Что ж, тогда давайте говорить серьезно. Где вы были?

— Так ведь я же была… Господи, какой абсурд! Ничто так неосложнило бы моих дел, как то, что с ним могло что-то случиться, прежде чем я…то есть мы… заберем у него сертификат моей сестры.

Она остановилась перед баром и достала из него бутылкуконьяка.

— В качестве угощения для гостей виски подходит вполне, —сказала она, — но меня знобит, и все это такой удар для меня. Выпью-ка я,пожалуй, глоток коньяка. Хотите присоединиться?

— Нет, — отказался Мейсон. — К тому же, я думаю, вы небудете пить никакого коньяка.

Она уже приготовилась налить себе рюмку, но, услышав егослова, круто повернулась и в упор посмотрела на него.

— Думаете, что я не буду пить?

— Именно.

— Почему, позвольте спросить?

— Потому, что если вы сейчас выпьете коньяка, да еще послевиски, минут через двадцать или полчаса вам будет уже затруднительно трезвооценить ситуацию. Вы решите, что вам удастся выйти сухой из воды, но это у васникак не получится.

— Боже, да о чем вы тут толкуете?

— Где, — спросил Мейсон, — ваша шуба, та, в которой вы былиу меня в конторе?

— В шкафу, конечно, где же ей еще быть?

— Там, в прихожей?

— Да.

Мейсон поставил свой бокал, поднялся с кресла и прошел кдвери в холл, на которую она указала. Он открыл дверцу гардероба и снял свешалки плечики с шубой.

Она вдруг бросилась к нему, выкрикивая:

— Нет, нет! Повесьте на место! Вы не имеете…

Мейсон опустил руку в правый карман шубы и извлек оттударевольвер тридцать второго калибра.

— Когда вы вошли ко мне в кабинет, я сразу заметил, что вкармане у вас есть что-то тяжелое.

Она стояла молча, не двигаясь, как будто его открытиепарализовало ее.

Мейсон откинул барабан и увидел, что был сделан одинвыстрел. Он понюхал ствол, вернул барабан на место, повесил шубу в шкаф,тщательно прикрыл дверцу, вернулся к своему креслу и сел. Револьвер он положилна квадратный столик рядом с креслом, взял бокал, посмотрел на Милдред Фолкнери произнес:

— Вот так-то.

Она прошла туда, где оставила свой бокал с виски и содовой,не отрывая при этом от него настороженного взгляда. Взяв бокал, она шагнула крешетке обогревателя.

— Могу я… Могу я это выпить?

— Конечно, — ответил Мейсон. — Пейте смело. Это пойдет вамна пользу. Только не переусердствуйте.

Она осушила сразу добрую половину бокала и стояла,по-прежнему не сводя с него широко открытых испуганных глаз.

— Сегодня и в самом деле довольно холодно для этого временигода, — заговорил Мейсон. — Я заметил, что, когда дни стоят теплые и сухие, спустыни, как правило, дует ветер, и ночью воздух быстро остывает. Хотя вашашуба должна была бы согреть вас.

— Я ужасно з-з-замерзла. Меня и сейчас бьет нервный оз-з-зноб.

— Виски поможет вам успокоиться и согреться, — равнодушнообронил Мейсон. — Как давно у вас этот револьвер?