Князь весь колчан выпустил точно в цель. Молчаливые до сих пор шляхтичи, выдававшие свое настроение только взглядами и вздохами, неимоверно оживились. Пан Михал нетерпеливо выяснял у князя, можно ли будет, наконец, укоротить его соседа, магната Влилильповского, который год за годом обдирал небогатые владения пана Михала, как липку. Пан Мирослав настаивал, что покосы на севере за рекой Лошей так же относятся к его владениям, как и все по южную сторону речки. Все шляхтичи вместе осаждали московского вельможу с вопросами о том, где именно на Украине можно будет получить поместья, какого размера, и с мужиками или нет. Князь, неторопливо и с тонкой, доброжелательной улыбкой объяснял каждому то, что тот хотел узнать. В это время молодой монах поднялся со своего места, и принялся с недовольным видом прохаживаться по зале. В конце концов, он остановился, и сказал негромко:

– О поместьях своих, милостивые государи, не беспокойтесь: поговаривают, что у царя московского на богадельни уходит больше денег, чем нужно для помощи разоренной шляхте. Задумываться, панове, следует о главном, и если в главном поступать верно, то дела мелкие и сами устроятся, – было удивительно, как все московские послы тут же смолкли и стихли, услышав негромкую речь монаха. Высокий хромой шляхтич почесал бороду и подумал о том, что на Москве, пожалуй, духовных лиц почитают побольше, чем в Республике.

– Мне, как лицу духовному, – продолжал иерей, – хорошо известно, что московский царь праведен, заветы апостольские и святых отец исполняет верно. А разве праведный человек станет другим в вере помехи чинить? Разве возжелает он то, что принадлежит ближним его? Тем более, что поместий у него и самого, благодаря Богу, достаточно. Да и хлебом насущным Господь его, праведного государя, подданных не обделит.

Как думаете, – обратился монах как раз к высокому шляхтичу, который, как показалось, вероятно, иноку, мог лучше всего понять его слова, – Не пора ли двум царствам объединиться под его властью?

Тот искренне рассмеялся, потом, сбившись, поклонился, и почтительно сказал:

– Ваше святейшество, пожалуй, лет через сто…

Послесловие

История нашей страны, точнее говоря, наши знания о ней, очень напоминают освещенное редкими фонарями ночное загородное шоссе, где островки света сменяются долгими полосами полной темноты, но лишь с одной разницей: фонари расставлены не через равные промежутки, а причудливо рассеяны согласно чьей-то воле, или просто случайности. Времена основания нашего государства и Крещения Руси известны, насколько это возможно при вопиющей скудности исторических источников позапрошлого тысячелетия, неплохо, однако затем, до самого Батыева нашествия, лежит полоса тьмы. Известны имена Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха, но мало чего – помимо их имен. Вторжение монголов на Русь и в Восточную Европу проливает немного света на жизнь наших предков XIII-го века, уже далеко отстоящего от времен Мономаха и Ярослава. Невольно вспоминается пословица "не было бы счастья, да несчастье помогло" – как ни грустно об этом думать, но выходит, что если бы древнерусское государство не было разгромлено монголами, то мы бы об этом самом государстве знали и того меньше, чем знаем сейчас. Но и эта вспышка света гаснет, и гаснет надолго, до самых времен Дмитрия Донского, про которые мы также знаем избирательно то, например, какую роль сыграл засадный полк Боброка-Волынского в Куликовской битве, но гораздо меньше – о битве на Воже, о сожжении Москвы Тохтамышем и, наконец, о том, с кем, собственно говоря, сражался князь на юге современной Тульской области. Следующие же полтора столетия, определяющие для становления государственности Северо-восточной Руси, пребывают, в общественном сознании, в полном мраке – это, пожалуй, наиболее незаслуженно забытый период нашей истории, если рассматривать соотношение важности событий и степень интереса к ним широкой публики. Вторая половина 16-го столетия освещена огромной и мрачной, и оттого особенно притягательной, фигурой великого князя Ивана IV – затмевающей даже его деда, которого, как известно, и называли современники Иваном Великим, а также и Грозным. Времена Смуты привлекают нас, прежде всего, благодаря гению Пушкина, тогда как само это десятилетие, вместившее в себя событий на целый, далеко не скучный, век, известны большинству людей очень плохо, да и иначе и быть не может в силу их сумбурности и запутанности – на то ведь и Смута. Любителям мантры об "извечном рабстве русских", возможно, оказался бы интересен тот факт, что в течение 15 лет рубежа XVI-го и XVII-го веков в Московском государстве четырежды происходили выборы царя, и этой чести удостоились не только Борис Годунов и Михаил Романов, но также князь Василий Шуйский и польский королевич Владислав. Общественность, в свое время, с большой иронией встретила объявление 4-го ноября, дня предполагаемого изгнания поляков из Москвы, Днем национального единства – и зря, поскольку так близко к краю гибели Русское государство, возможно, не стояло даже во времена Монгольского завоевания. Как говорится, есть, что праздновать. Но вот, закончилась Смута, и… наступили времена Петра Великого. Именно так выглядит этот период истории, если судить по тематике посвященных XVII-му веку художественных и публицистических произведений. Что же было между этими событиями? Вроде бы, присоединили Украину, а кроме того… Стрелецкий бунт? Нет, и тот случился уже при Петре, точнее, при Софье. Одним словом, семьдесят лет невнятного безвременья. К счастью, они сменяются эпохой преобразований, также овеянной мифами, но, во всяком случае, известной и притягивающей внимание. Восемнадцатый и девятнадцатый века, предоставляющие историкам больше документов, чем те способны обработать, напоминают все то же ночное шоссе, но такое, где фонари расставлены чаще, а темнота между ними становится от этого только гуще. Можно ли, к примеру, сопоставить интерес к петровской эпохе со временами правления его жены, племянницы и дочери? Да и блистательный век Екатерины известен, в основном, по скабрезным анекдотам. Отчего так сложилось, и от чего дорога российской истории не освещена равномерным дневным светом? Думается, что рассуждения о причинах этого далеко выходят за пределы послесловия исторического романа, и все же, как не вспомнить эту фразу? "История – верная служанка политики". Не каждый, однако, политик дорастет до того, чтобы умело руководить этой служанкой.

Итак, XVII-й век, между Смутой и Петром. Современники, по какой-то, не до конца нам ясной причине, называли эти времена "Бунташным веком". Образованный человек на вопрос о том, "когда закончилось Смутное время?", уверенно ответит, что завершилось оно в 1613 году с избранием на царство отрока Михаила Романова, но мало кто вспомнит, что пять лет спустя законно избранный правитель Московского