Сессия 10 марта в студии Лос — Анджелеса прошла удивительно незамеченной. Его записи не продавались, не воспринимались всерьез. По поводу последнего альбома Promised Land написали, что, возможно, Элвису уже пора на пенсию. Ни один из его последних альбомов не разошелся более чем в полмиллиона копий.

Шейлу и Лизу он взял с собой в первый же день сессии, и после небольшой репетиции они начали с «Fairy Tale», (которую ему предложила Линда). Следующая песня «Green, Green Grass of Home» тоже была из разряда печальных, которую Ред предлагал записать в шестидесятые годы, пока она не стала хитом Тома Джонса. Элвис больше ничем не мог привлечь своих фанатов. Его песни были такими же коммерческими, как если бы он пел их у себя в гостиной. Он завершил вечер четырьмя попытками спеть песню «And I Love You» Дона МакЛена, которую он пел только Шейле, которую он попросил подойти, «позволь мне спеть для тебя, детка».

Третий и четвертый дни ничем особым не отличались; он записал «Susan When She Tried» — версию квартета Slatler Brothers, «T — R–O-U — B–L-Е» Джерри Чесната, которую принес Ламар, и несколько церковных песен.

В общем, он записал десять песен за три дня. Этого было достаточно только для альбома, но ничего не осталось для трех синглов, которые в RCA хотели получить после сессии. Атмосфера была достаточно расслабленной, но уже не было того веселья, которое присутствовало раньше во время сессий. Не было ничего, что могло оживить эту сессию, хотя, думал Фелтон, могло быть еще хуже. Элвис вбил себе в голову, что он должен записать лучший хит 1974 года Кола Смита «Country Bumpkin» («Деревенский паренек»), Фелтон заставил свою жену Мэри перепечатать стихи. Он никак не мог понять, что Элвис увидел в этой песне, даже само название предполагало, что это противоречило всему, что когда — либо представлял Элвис. Но Фелтон уже отказался от уговоров, это только бы навредило. Когда вечером Элвис показался в студии, Фелтон отдал ему стихи и спросил, когда он хочет начать запись. Элвис посмотрел на него как на ненормального. «Деревенский паренек? — переспросил он. — Деревенский паренек? Никакой я не чертов деревенский паренек».

Отзывы о премьере 18 марта в Вегасе, в общем, были терпимыми («Он выглядит здоровее и лучше звучит», — сообщила Variety), а фанаты просто сходили с ума. Элвис мог даже пошутить по поводу собственного веса («Видели бы вы меня месяц назад»), хотя фанатам было все равно. Сью Вейгарт, ярая поклонница с тех пор, как в 1965 году увидела его на Гавайях, заметила: «Все, о чем мечтали его фанаты, было побыть с ним рядом хоть немного». Так как он растолстел, то не мог влезть в свои прежние костюмы, поэтому было гораздо меньше доспехов, чем на обычном шоу Вегаса. Случилось, конечно, несколько ошибок, как за кулисами, так и на сцене, но поклонникам было все равно.

В последний вечер во время представления группы разыгралась водяная пальба, в которой Кэти отыгралась. Дюк Бардуэлл, которому Элвис отдал большую часть выступления, обстрелял его из водяного пистолета. «Ах ты, сукин сын! — воскликнул Элвис в микрофон, и даже зрители поняли, что он не дурачится, но они все равно зааплодировали, когда он схватил бутылку с водой и сказал: — У тебя электрическая гитара, сынок, что ты собираешься сделать? Ты собираешься выпить много воды, вот что». Потом, когда музыканты заиграли «Jingle Bells», он сказал: «А теперь я хотел бы представить вам своего менеджера». На сцену вышел Полковник в костюме Санта — Клауса. Вечер продолжил поклонник, который обменял пару ушей Микки — Мауса на шарф, и Элвис спел песню клуба Микки — Мауса, известную всем телевизионным детям пятидесятых. После еще нескольких бестолковых выходок зрители, Элвис и музыканты наслаждались всеобщим весельем. Потом Элвис серьезно сказал: «Сейчас, дамы и господа, я бы хотел кое — что сказать. Я на самом деле хочу поблагодарить всех, стоящих со мной на этой сцене. Я сейчас отыгрался на них за прошлые две недели, но вы были просто великолепны. Также я хочу поблагодарить людей, которые смогли приехать в Вегас при такой экономической ситуации. Здесь, на этой сцене, я объявляю забастовку». В конце представления, когда уже опустили занавес, он остался на сцене, пожимая столько рук, сколько мог, зрители устроили ему овацию стоя.

Общее извинение, если это было оно, перед Дюком Бардуэллом пришло слишком поздно. Он был уже готов бросить работу. Он устал от постоянных ошибок в спектакле и не мог понять, почему Элвис все время дразнит его на сцене. После последнего спектакля он попрощался со всеми, пожал руки и вышел… «Мне не нравилось смотреть, что происходит с Элвисом… он несколько раз ставил меня в очень затруднительное положение, хотя это подразумевалось как шутка. Но я все еще пытался остаться преданным этому человеку, потому что мне казалось, что он болен. И я не верю, что все люди вокруг него стараются действовать в соответствии с его интересами, нет, только со своими. У них больше ничего не было в жизни, только лишь бы быть одним из друзей Элвиса».

Элвис невозмутимо воспринял новость об уходе Дюка. Ему никогда не нравилось отношение Бардуэлла, говорил он парням, и Дюк никогда не был хорошим бас — гитаристом. Если Джерри Шифф не готов вернуться, то есть множество других отличных гитаристов, из которых можно выбрать, прежде чем снова выходить на дистанцию в апреле. Его мозг сейчас был занят совсем другим; он подумывал о возвращении в кино, но только в более серьезной драматической роли.

28 марта на его выступлении присутствовала Барбра Стрейзанд, они встретились в его гримерке после спектакля. Она была вместе со своим другом Ионом Петерсом, ее бывшим парикмахером, который, по ее словам, будет режиссером и продюсером нового фильма, современной версии классической голливудской сказки об успехе, «Звезда родилась». Барбра будет играть роль Джуди Гарлэнд. Они хотели пригласить Элвиса на роль главного героя Нормана Майна, которого раньше играл Джеймс Мэйсон; видя успехи жены, он топил свою скорбь в вине. Звезда кино будет заменена на звезду рока, язык адаптирован в соответствии со временем, а кульминация произойдет на концерте, а не на церемонии вручения «Оскара».

Элвис был возбужден этой идеей. Он рассказывал Шейле, как он горд собой, как он отвечал голливудской звезде, одновременно льстил ей, разжигал ее интерес, но придерживался деловой нотки. Он возбужденно днями рассказывал об этом парням. Он не сразу сказал Полковнику. Но когда