артиста и свою репутацию, в публичном признании того факта, что я лично никак не участвую в этом проекте… [и] мне должно быть прислано письмо от артиста и его юрисконсульта, освобождающее меня от какой бы то ни было ответственности».

19 ноября, за полтора месяца до дня рождения Элвиса, «Нэшнл инквайрер» вышла с заголовком: «Элвис в 40 — грузный, подавленный и живущий в страхе». Его сопровождала подборка высказываний певца по теме, которые наглядно иллюстрировали все эти характеристики. В самой же статье цитировались критики, поклонники, полицейские, прислуга, менеджеры и другие работники отелей, которые сталкивались с ним во время октябрьского турне и которым он показался нервным, дерганым, маниакальным и безумно одиноким. Это была обычная таблоидная история того рода, которую можно было бы поднять на смех, если бы она не соответствовала реальной жизни, но с ее появлением сразу после официального выхода на RCA «Having Fun with Elvis On Stage» и вдогонку столь многочисленным и драматичным личным пертурбациям было бы трудно сказать, что было большим преувеличением — газетная история или жизнь, на которой она основывалась. По замечанию Шейлы, он превратился в «раздувшийся мыльный пузырь, в котором скрывался маленький мальчик. Мол, кому там хочется жить? А мне какое дело? Он нередко говорил: «Ведь кто я такой, черт побери? Я — живая легенда!» Иногда он и был ею, но время от времени пузырь сдувался: «О, черт, да что же это со мной творится? Ведь я всего лишь тот, кто я есть. Ведь я всего лишь маленький человечек». Это не так сложно, как это все кажется. Он просто был парнем, который обладал потрясающей харизмой, отчего все вокруг делалось другим. Он просто был маленьким невинным мальчиком».

Он вернулся в Лас — Вегас в начале декабря, чтобы снова вверить себя заботам доктора Ганема. Линда сопровождала его на этот раз, и снова приехал Джерри, чтобы рассказать о том, как идут дела. Элвис спросил его о новом доме и о том, как чувствует себя Мирна после того, как растянула лодыжку на новоселье. Все, казалось, было нормально, пока в номере Джерри в отеле не зазвонил среди ночи телефон. Это был Элвис, но Джерри едва узнал его голос, так он был слаб. «Он спросил: «Джерри, ты можешь мне помочь?» Я сказал: «Что случилось?» «Я на полу и не могу идти. Со мной нет никого рядом», — ответил он». К тому времени, как он добрался до дома, с Элвисом уже была Линда, однако все еще не появился доктор Ганем, который вставал и ложился примерно в те же часы, что и его пациент. Когда он наконец появился, Джерри сцепился с врачом, выразив сердитое недоверие, когда Ганем стал настаивать, что не может понять, что могло случиться, поскольку он лечит Элвиса всего лишь с помощью плацебо. «Я сказал ему: «Послушайте, что я вам скажу: это гордый человек. Он находится у вас неделями, а я должен приезжать, чтобы поднять его с пола, — и после этого вы говорите мне, что даете ему только плацебо?» Мне кажется, я здорово накричал на него.

На следующий день я снова приезжаю туда и застаю Элвиса уже не в постели, а на велотренажере и сердитым. Там были только я и Чарли, а он знал, что я легко выхожу из себя, — не то чтобы он боялся этого, но все же он все время смотрел на Чарли, пока говорил: «Черт побери, когда вы, парни, получите медицинское образование, тогда и будете указывать моим докторам». И все в таком духе без остановки. Я не знал, что сказать. Я был рад уже тому, что он не в постели, а на велотренажере и не падает на пол. Я знал, что после того, как он успокоится, я смогу поговорить с ним. Поэтому я просто делал вид, что он действительно обращается к Чарли, а пару часов спустя я просто сказал: «Элвис, я вот что тебе скажу: год назад, когда ты был с доктором Ником. — «А он говорит: «Этот сукин сын слишком много просит за свои услуги». Хотя все знали, что Элвису плевать было на деньги, просто он все еще не желал сдаваться. Я ему сказал: «Элвис, я знаю только то, что ты валяешься тут уже месяц и ничего не делаешь и никак не развлекаешься. Я хочу сказать, что все выглядело очень печально прошлым вечером», — я старался выражаться очень осторожно, чтобы не смущать его. «Я знаю только то, что, когда мы вернулись в Мемфис в прошлом году, после того как ты вышел из больницы, ты хорошо ел и хорошо выглядел и чувствовал, и мы по — настоящему весело проводили время»».

Джерри не был уверен, что его слова возымеют действие или что Элвис захочет его видеть после этого разговора, — Элвис продолжал яростно крутить педали на велотренажере, а Чарли пытался уяснить для себя, как он оказался в центре всей этой истории. Однако довольно скоро после этого разговора Элвис и Линда вернулись в Мемфис на праздники.

Это было мрачное Рождество. «Voice» прилетали и улетали по первому требованию, однако Элвис редко теперь бывал в настроении петь. 3 декабря Ред О'Доннел сообщил в своей колонке в «Нэшвилл Бэннер», что Элвис слег с язвой кишечника и что его следующая сессия на RCA, до этого уже перенесенная с ноября на декабрь, теперь была отложена до неопределенного времени в январе. Фильм о карате был бесславно прикрыт 24 декабря, на следующий день после возвращения Элвиса домой, без каких — либо других объяснений, кроме ссылки на «проблемы со здоровьем». Всего четырьмя днями раньше был проведен сравнительно успешный просмотр для влиятельного голливудского рок — менеджера Элиота Робертса, но дела были свернуты в такой спешке, что никому ничего не оплатили за последние две недели, и немало счетов осталось неоплаченными с наступлением нового года.

29 декабря, побуждаемый приходящими из Мемфиса сообщениями о том, что Элвис погружается в усиливающуюся депрессию и все больше отдаляется от едва ли не всех, кто его окружает. Полковник сделал редкий телефонный звонок Элвису и пришел к выводу, что сообщения верны. Они едва говорили со времени Палм — Спрингса, однако Полковник был вынужден теперь признать, что Элвис не будет готов к запланированному началу выступлений в Лас — Вегасе менее чем в месячный срок. Он предписал Элвису выслать ему на следующий день телеграмму с выражением просьбы «подписывать за меня все необходимые бумаги, пока я восстанавливаю силы». Он также связался