Ради пустячка никто головой не рискнет. Зато находится целая когорта любителей рискнуть головой ради денег. Всей этой тесной компании ружья нужны, чтобы крепко на них заработать. Министр с помощью разных уловок задерживает и будет их задерживать до упора в Голландии. Мошенники делают предложение, от которого Пьер Огюстен отказывается с присущей ему гордостью и прямотой. Мошенники обращаются в муниципалитет, то есть к этому самому генеральному прокурору, с доносами. Генеральный прокурор с самого начала видит, что человек не виновен в государственной измене, и по обвинению в государственной измене отправляет его в тюрьму. С его же разрешением один из мошенников является в Аббатство и делает Пьеру Огюстену новое предложение, которое Пьер Огюстен отвергает с той же гордостью и прямотой. При этом говорит, что в тюрьме своих дел не ведет. Мошенник исчезает. Появляется генеральный прокурор, может быть, и успев переспать перед тем с обворожительной особой, с которой очарованному биографу так жаль расставаться. Проще простого понять, что всей этой тесной компании Пьер Огюстен нужен живым. Его пытаются купить, пытаются запугать, чтобы получить от него передаточную запись на ружья, без которой никаких ружей им не видать.

Им передаточная запись нужна. Они выпускают его и прямо, как был, грязного, непричесанного, с пятидневной щетиной привозят прямо к министру, рассчитывая, что, натерпевшись страхов, наголодавшись, в таком жалком виде, он будет покладистым.

Министр, правда, слаб. Держать себя в руках не умеет. Глаза бегают. Речь замедлена. Голос нетверд. Слегка заговаривается. Но все-таки можно понять, что никаких препятствий для вывоза ружей и для залога за них уже не имеется. Только не нынче. Дела. А вы завтра придите, завтра поговорим.

От министра его ведут в Наблюдательный комитет. Там ему выдают свидетельство о благонадежности. Он может идти. Дома он отмывается, отчищается, отбривается, облачается в свежее белье и свежий камзол. Кажется, надо бы ещё отсыпаться, но ему не до сна. У него все-таки имеется служба разведки. Разведка доносит, что министр иностранных дел выписал в Париж французского посла из Гааги. Зачем? Может быть, для того, чтобы ему навредить?

Утром он отправляется на условленное свидание. Его сопровождает чиновник, приставленный к нему не то прокурором, не то комитетом. Министра нет. В полдень его всё ещё нет. После трех его принимают. Они вновь обсуждают дело о ружьях. Как бы между прочим Пьер Огюстен сообщает, будто в своем заявлении Законодательному собранию просил вызвать посла из Голландии, чтобы тот лично подтвердил, что он не виновен в задержке оружия. Министр что-то уж больно торопится возразить:

– Не трудитесь! Через два дня он будет здесь!

– Для меня нет ничего приятней, чем это известие. Он обо всем доложит Законодательному собранию.

Видимо, именно такого доклада и не нужно министру. Министр вдруг поднимается и поспешно уходит, что он обязан завершить дело, которое нельзя отложить.

Его спутник начинает догадываться, что дело нечисто, и объявляет сердито:

– Сюда я больше не ходок. Я не станут терять время попусту. Пусть посылают другого.

Пьер Огюстен считает необходимым укрепить его подозрение:

– Вот уже пять месяцев, как меня заставляют вести такую жизнь. Я проглатываю это безропотно, потому что в этом деле заинтересована нация.

Дома он пишет министру записку и тут же отправляет её:

«Во имя отчизны, которой угрожает опасность, во имя всего, что я вижу и слышу, я умоляю ускорить момент завершения дела с голландскими ружьями.

Мое оправдание? Я его откладываю. Моя безопасность? Я ею пренебрегаю. Наговоры? Я их презираю. Но во имя общественного спасения не станем более терять ни минуты! Враг у наших дверей, и сердце мое обливается кровью не от того, что меня заставили пережить, но от того, что нам угрожает.

Ночи, дни, мой труд, всё мое время, мои способности, все мои силы я отдаю родине…»

Так он и живет – во имя общественного спасения – уже много лет. А вокруг него торгуют общественным спасением, до недавнего времени при короле, теперь при торжестве прав человека и гражданина, и продают его по сходной цене.

Ответ он получает следующей ночью. К нему врываются вооруженные люди, ищут оружие и уносят с собой несколько ружей, перебудив всю округу. Клянутся, что сдадут руководителям секции. Наутро он проверяет: ни о каких ружьях в секции даже не слышали. Украли их? Или обыск был незаконным, лишь бы ещё раз его напугать?

Он пишет министру ещё раз:

«Если только неизлечимая слепота, которую небо наслало на иудеев, ещё не поразила Париж, этот новый Иерусалим, как же получается, что мы никак не доведем до конца дело, для спасения отечества наиважнейшее? Дни складываются в недели, недели в месяцы, а мы не продвинулись ни на шаг!..»

Ответа он, конечно, не получает. Он отправляется в Наблюдательный комитет, где должны ещё раз подтвердить его благонадежность, и находит все кабинеты пустыми, все двери опечатанными и на железных засовах.

– Что стряслось?

– Все эти господа отрешены от своих должностей.

– А те арестованные, которые ожидали своей участи на чердаке, на соломе?

– Они в тюрьме.

Второго сентября он вдруг узнает, что ему разрешен выезд из Парижа в Голландию. Гора падает с плеч. Он отправляется пообедать в деревню. Судьба дважды спасает его. За два дня перед тем он получает свободу, а в тот черный день покидает Париж.

Он садится обедать, когда ему сообщают, что город закрыт, что набат созывает народ, что народ бросается к тюрьмам и расправляется с заключенными. Стало быть, и его ждала там верная смерть.

Естественно, он остается в деревне. Наутро майор местных гвардейцев приходит сказать:

– Стало известно, что мсье де Бомарше здесь. Сегодня ночью он ускользнул от убийц в Париже. Этой ночью они должны были явиться сюда и похитить его, чтобы найти в его подвалах шестьдесят тысяч ружей. Ему придется худо!

Он должен бежать. Он бежит, воспользовавшись калиткой в саду. Но куда он бежит? В Париж! Он шагает вспаханными полями. Его мочит дождь. Вымокший и голодный, под самым Парижем он останавливается в доме крестьянина, чтобы обсушиться, поесть и узнать последние новости. Он честно рассказывает о себе хозяину дома, рискуя быть выданным. Этот простой человек, к его удивлению, верит ему. Окольными путями друзья из Парижа ему сообщают, что резня продолжается. Между тем пруссаки входят в Шампань. Он снова пишет министру. Послание длинное. Его смысл в одной фразе:

«Пора, давно пора покончить с этой чудовищной игрой!..»

Теми же окольными путями он наконец получает ответ:

«Министр иностранных дел имеет честь просить мсье де Бомарше прийти завтра, в пятницу, в девять часов утра, в здание этого ведомства для завершения дела о ружьях. Министр желает, чтобы всё было кончено к десяти часам утра, чтобы он имел возможность поставить в известность мсье де Мольда, который получил распоряжение не покидать Гааги. Завтра день отправки нарочного в Голландию…»