Стойгнев буркнул:

– Когда вернемся в Киев, сразу надо открыть все подвалыс вином, выкатить бочки на улицы. И выставить богатое угощение. Кто крестится –жри и пей от пуза.

– А крестить в день святого Боромира, – добавилТавр со странной насмешкой. – Повезло, наступают самые жаркие дни, вода вДнепре прогрелась, как парное молоко.

Наступило долгое молчание. Тавр заметил, что никто из них несмотрит друг на друга. Наконец задвигался Войдан, сказал с кривой усмешкой:

– Что ж, пришел конец прекрасной мечте?

– Ну почему уж так… – сказал Тавр неуверенно.

– А куда денете русских богов? Пока Христа принимали внароде, то, ревнив он или не ревнив, ставили рядом с другими. А если примут повсем правилам для всей Руси…

Стойгнев кашлянул:

– Не если, а когда. Князь уже решил.

– Базилевс, – поправил Кремень с неловкимсмехом. – Император!

– Вот-вот, – согласился Войдан. – Янасмотрелся на императоров в Царьграде. Им нужна абсолютная власть. А православнаяцерковь всегда пятки лизала любой власти, мол, любая власть от бога, за чтовласть жаловала церкви земли, строила им храмы, давила их противников. Этисвященники сразу же кинутся повергать русских богов, жечь капища, убиватьволхвов! А народ тут же возьмется за топоры.

Тавр содрогнулся. Русичи сметут в гневе не только прибывшихсвященников, но и великого князя, которому отдали сердца и готовы отдатьголовы.

– Войдан, – сказал он напряженным голосом, –вся надежда только на войска. Сейчас все еще опьянены легкой победой и добычейпрямо-таки неслыханной. Наш народ беспечен, о завтрашнем дне голову сушить нелюбит. Мол, у коня голова большая, пусть он и думает… Надо этимвоспользоваться. Перед крещением открыть все княжеские подвалы… я открою казнуи все злато и серебро отдам войску… А яхонты, жемчуг, драгоценные чаши и мечи срубинами раздадим старшей дружине. Все отдадим, с себя снимем!

Войдан кивнул:

– Авось купятся… Иначе…

Снова повисло тяжелое, как смертный грех, молчание. Тавркрикнул с болью:

– Что затихли? Разве мы здесь не готовимся к прыжку наЦарьград? Вот он, Царьград, падает в наши ладони! Вокруг все страны по горлоувязли в христианстве! А с волками жить – по-волчьи выть! Иначе сомнут,затопчут!

Никто не спорил, сидели, отводя друг от друга взгляды.Посреди стола стояли нетронутыми чаши с вином. Войдан вздохнул:

– Будем и мы как все… Прощай, златое царство!

– Если на всей земле нет равенства, – сказалСтойгнев угрюмо, – то непросто утвердить его в одной Руси.

«Они считают, – подумал он, – что перехитрилименя, дав мне украсть для Руси веру Христа! Дурачье! Я видел их замысел. Нокакая это мелочь: выбрать веру для страны, если вместе с верой получают целыймир – Анну!» Конечно, он предпочел бы ислам. Увы, нельзя, Анна будет опечалена,что он может иметь по Корану четырех жен. Даже если он ни на одну женщинубольше не посмотрит. А он готов претерпеть любые муки, только бы не вызвать наее прекрасном личике даже тень выражения недовольства.

Богатырей бы окрестить! Народ их чтит, заступники землиРусской… Им подражают в говоре, походке, одежке. Если бы эту славную тройкупобратимов – Добрыню, Жидовина и Алешу – узрели с крестами на их широких, какдвери, грудях, то многие бы крестились не думая…

Тавр сказал, пряча глаза:

– Княже… И не думай.

– Не станут?

– Это боярина Рынду хоть Иваном обзови, только село емудай или серебряную гривну на шею повесь. Сам крестится, семью окрестит, холопамкресты на шею повесит! Тебе сейчас эти продажные души важнее…

Владимир долго сидел, вперив взор в чисто выскобленный пол.Сказал глухо:

– Всех, кто служит на заставах богатырских, принять счестью, поить и кормить, величать, петь им кощюны про их подвиги, осыпатьдарами… пока им самим тошно не станет… потом пусть внезапно явятся послы,обязательно в растерзанной одежде и непременно прямо на пир, возопят в великомстрахе, что на границах Руси снова появились чужие богатыри-поединщики, силойбахвалятся, русских витязей грозят по уши в землю вбить…

Тавр кивнул, пряча усмешку. Князь очень точно передразнил ичужих поединщиков и в лицах показал, как меняются лица пирующих русскихбогатырей, как вскакивают, опрокидывая столы, как с могучим ревом бегут кконовязи, где впрок нажираются отборным зерном их богатырские кони.

Проэдр и высшие чиновники с трепетом ждали, что скажетвеликий архонт Руси, который в крещении принял имя Василия, а теперь ещеименуется базилевсом. Тем самым он подчеркнуто ничем не уступает властелинуимперии, тоже именуемому базилевсом Василием.

Владимир сказал торжественно:

– Идите и скажите… Копыта наших коней не переступятграницы империи! Отныне и навеки она в безопасности от моего меча.

Он услышал облегченный вздох, словно с плеч ромеев свалилсяКолхидский хребет. Их лица прояснились. Проэдр переспросил с надеждой:

– Мы подпишем мирный договор?

– Хоть сейчас, – ответил Владимир, смеясь.

– На… на каких условиях? Что ты хочешь получить еще?

Он обнял Анну за хрупкие плечи:

– Вы еще не поняли… Я уже получил все. Зачем мнеимперия? Вот моя империя.

Она вскинула сияющее лицо. Глаза сверкали как две звезды.

– Ты правда так считаешь?

– Дорогая… Империей больше, империей меньше… А ты –единственная.

После заключительного грабежа Херсонеса, на посошок,Владимир велел выступать обратно на Русь. На заранее сколоченные подводы сукрепленными колесами сняли мраморные статуи, в том числе и знаменитую четверкуконей с возницей Аполлоном, бывшим славянином, а потом перебежавшим к ромеям втеплые края, срывали цветные изразцы и вслед за статуями грузили на тяжелыекорабли, им плыть кружным путем в далекий Киев, вязали и уводили мастеров,пора-де обучить своему дивному ремеслу северян, как-никак теперя родня.

Владимир с малой дружиной, воеводами и близкими боярамипоспешил впереди войска. Анну везли в коляске, но когда белые стены Херсонесаскрылись, она велела подать себе коня. К удивлению и радости Владимира, в седледержалась хорошо, конем управляла умело.

– На всякий случай, – объяснила она,смущаясь. – Я не очень-то верила, что ты сумеешь меня взять… но так былоприятно играть в мечту! Я делала все так, будто в самом деле когда-нибудьзаберешь… И язык русский учила, и… всякое другое узнавала.

Конь понес ее красиво, явно гордясь такой всадницей.Владимир некоторое время любовался, стоя на месте, наконец догнал в галопе. Нои когда ехал рядом, ощутил, что начинает ныть шея, до того смотрел на неенеотрывно, тоже гордясь и любуясь.