ж все-таки автор? — Милли вернулась к одной из картин пытаясь найти подпись. Вдруг до неё дошло. Она резко обернулась и подошла к девушке. — Это ваши картины, не так ли?

— Да… — еле слышно ответила та и густо покраснела.

— Вам нечего стесняется. Ваши картины прекрасны! Никого не слушайте и пишите ещё! — Милли дружески улыбнулась. — Прошу прощения, я не представилась. Миланья Крафт, жена Эдуарда Крафта, лорда-наследника. — Милли протянула руку для пожатия. — Вы не против поздороваться за руку? Я из Империи, и в моей стране все друг друга так приветствуют.

— Нет. Это даже интересно. Миа Платинум. — худышка пожала протянутую ей руку. — А я уже слышала о вас. Ваш брак наделал столько шума.

— Ещё бы! Я же простолюдинка. Такой неравный брак многих поверг в шок. Боюсь, я далеко не всем здесь по вкусу. — и Милли сделала круговое движение головой, как бы указывая на аристократов Септимуса.

— Ну вы же не тортик, чтобы всем нравится! — Миа наконец-то улыбнулась. И эта оказалась прекрасная открытая добрая улыбка. — Я бы тоже на вас женилась, если бы была парнем. Вы такая красивая!

— Ладно вам! — теперь засмущалась Милли. — Скажите тоже! Лучше расскажите мне о картинах. Особенно интересны портреты. Где вы находите моделей? Как придумываете композицию?

— Ну… Если вам интересно…

И девушки начали перемещаться от полотна к полотну. Миа сначала робко, но потом всё с большим и большим увлечением рассказывала о каждой из своих работ. Она поведала, как у неё в голове возникают картинки-композиции при виде того или иного человека. В процессе написания образ может меняться, особенно если пишешь с натуры. Со временем удаётся разглядеть скрытые, глубинные черты, ускользающие при быстром, поверхностном знакомстве. Мии нравилось работать с простолюдинами. По началу она обычных людей боялась, и писала с неохотой, только чтобы показать, насколько страшен рабочий класс. Однако при погружении в тему, простолюдины перестали пугать. Наоборот, в каждом человеке скрывался целый мир. Зачастую более богатый, чем у некоторых аристократов.

— Но если вам так нравятся простолюдины, почему же на большинстве портретов лорды и леди? — поинтересовалась Миланья, ещё раз окинув взглядом выставочный зал.

— Всё просто. Лордов и леди я вижу намного чаще, чем рабочих. Ведь для написания портрета требуется живая натура. И чтобы сформировать в голове картинку, мне нужно лично погрузиться в среду, узнать нужды и заботы. Хотя бы примерно. Но для этого необходимо выезжать в кварталы рабочих. А это не безопасно. Папа сильно ругается, когда узнаёт, что я покидала столицу. Вот и приходится рисовать тех, кто рядом.

— А Крафта вы как рисовали? Честно говоря, мне сложно представить, что великий лорд сидел и позировал.

— Да, вы правы. Его портрет приходилось писать по памяти и по имеющимся изображениям. Я не раз встречала лорда Крафта у нас в доме. Он приходил к отцу по разным делам. Да и так, вне дома видела. Меня сильно поразила его харизма, и я сама себе пообещала запечатлеть образ вашего дяди на холсте. Но, конечно, позировать — он не позировал. Боюсь, ваш родственник не считает живопись чем-то важным. Вам нравится его портрет?

— Ещё бы! Он на нём как живой. Аж в дрожь бросает!

Милли хотела ещё что-то сказать, но на панель пришло сообщение — в Лайт-центре связь работала.

Эд: "Ты стоишь на месте. Это не по программе. Что-то случилось?"

Милли: "Всё хорошо. Видишь мою локацию? Приходи. Сам всё поймешь."

И окно с сообщениями исчезло.

— Сейчас сюда придёт мой муж, — сказала художнице Милли, — вы не против?

— Эдуард? — Миа улыбнулась, — Конечно нет! Я рада буду его видеть. Он так редко появляется здесь, в столице.

— Вы знакомы? — удивилась Милли, — Хотя о чем это я! Конечно вы должны быть знакомы. Вы же оба из высшей аристократии.

— И оба чувствуем себя здесь лишними. Мы знаем друг друга давно. Нас представили ещё когда Эдуард только прибыл на Септимус. Он недавно потерял родителей и был очень грустный. Его дядя, лорд Крафт, понятия не имел, как ему помочь. И тогда мой папа предложил, чтобы мы, дети, общались. Правда, из меня собеседник так себе. Какое-то время мы пытались играть вместе, потом Эдуард увлёкся наукой и мы почти не виделись. Как он сейчас?

— Ну… Сейчас уже не грустный, — Милли не знала, что сказать. — Да вы и сами сейчас сможете у него уточнить.

— Да… Он наверное счастлив, — художница чуть отвернулась и смотрела куда-то в сторону невидящим взглядом. — Эдуард занимается чем хочет, женится на ком хочет, не вращается в обществе, потому что не хочет. Он мужчина. Может позволить себе любой путь. И почему у женщин не так?

— Ээээ… Ну почему же у женщин не так? — Милли меланхоличный вид художницы начал напрягать. — Я вот тоже делаю что хочу. И нормально. Никто мне не препятствует.

— Да, это так, — Миа повернулась и странно посмотрела на Милли своими огромными глазами. — Вы из Империи. У вас всё по-другому. Вы даже одеты необычно. — окинула её взглядом художница, — У нас же у женщин только один достойный путь. Выйти замуж. И те, кто не смог, считаются бракованными, ущербными.

Миланья окончательно потерялась. Художники — натуры тонкие, чувствительные. У Мии явно случаются резкие перепады настроения и прочие странности. И как себя с ней вести?

На счастье в выставочный зал пришёл Эд.

— Милли, вот ты где! — радостно воскликнул муж, — Навигация барахлит, пришлось побегать. О! Миа. — заметил он художницу, — Здравствуй. Рад тебя видеть.

— Здравствуй, Эдуард. — Миа смотрела на парня своими огромными глазами снизу вверх. — Я тоже рада. У тебя красивая жена.

— Знаю, спасибо. — поблагодарил Эд и взял Милли за руку. — Она самая лучшая.

— Она красивая, но не лучшая. — Миа снова отвернулась и впала в ступор. — А ещё она врёт, что ей нравятся мои картины.

Мда! Ещё пять минут назад художница вдохновенно рассказывала Миланье о своём творчестве, а сейчас смотрит волком как на врага. Ох, уж эти творческие! Милли уже хотела было огрызнуться, но Эд опередил:

— Зачем ты так про мою жену? — возразил Эдик. — Ты же её совсем не знаешь.

— Я