в спортивной майке, с сонным лицом, которое, попав из темноты на свет слабой лампочки, горевшей в подъезде, все равно ничего не видел.

– Тома… – позвал человек. – Ты скоро?..

– Скоро, Дима, скоро… – ответила она и закрыла дверь, едва не прищемив мужчине нос. Потом задумалась на несколько секунд и, похоже, решилась.

– Подожди меня. Я с ним поговорю…

Она стремительно вернулась в квартиру, и дверь за собой прикрыла, видимо, не желая, чтобы я слышал ее разговор. Я же остался ждать неизвестно чего. При этом я был уверен, что Тамара не позволит своему новому мужчине позвонить и вызвать полицейских сюда.

Прошло минуты четыре-пять, и я уже начал волноваться, в ожидании самого худшего, когда дверь широко раскрылась, и на пороге появился человек в военной форме с ярко-голубыми петлицами ФСБ и с просветами на погонах того же цвета. Военный был в звании старшего лейтенанта, как и я.

– Зайди, капитан, – сказал он. – Не будем же в подъезде разговаривать. Вроде бы не на митинге, – он ориентировался на полицейские погоны.

Я переступил порог, невольно наклонив голову – челюсть держал поближе к шее на случай удушающего захвата, хотя, судя по кистям рук, старший лейтенант был не способен на удушающий захват со стороны спины. Максимальное, на что его руки годились, это нажимать на клавишу «компьютерной мыши» или стучать по клавишам клавиатуры. Даже для того, чтобы давить на спусковой крючок пистолета, они казались слабоватыми. К тому же за его спиной, прямо передо мной, стояла Тамара. Конечно же, в случае попытки удушающего приема она не смогла бы меня защитить, но она казалась спокойной, ибо была уверена в своем влиянии на этого человека, и это стоило многого. Я помнил, как она могла влиять на меня, и решился предоставить в ее распоряжение свою судьбу. Я вошел – и ничего не произошло. Никто на меня не напал. Тамара тут же повернулась и принялась убирать постель на диване, где они спали, на том самом диване, который, кажется, пропах мной. Но я о своих ощущениях и мыслях не сказал ни слова, понимая, что я для женщины уже в прошлом. Я привычно снял бушлат и повесил его на вешалку в стенном шкафу. Этот шкаф я когда-то своими руками перенес на полтора метра в сторону, расширяя кухню. Теперь в шкафу висела чужая шинель.

– О! – удивленно воскликнул старший лейтенант ФСБ. – Был с погонами капитана, а теперь старлей, как и я. Метаморфозы, одним словом, сплошные… Почти по Овидию[8]. И прямо на глазах происходят. Ты, случаем, в командира взвода из командира роты не превратился.

– Превратился… – ответил я недобро. Мне, честно говоря, не по душе, когда напоминают о моем понижении в должности и в звании. Хотя раньше я сам этого и не осознавал. И вообще думал, что я человек, далекий от понятия карьеры, равнодушный к званиям и должностям. Оказалось, нет. Оказалось, я был о себе излишне высокого мнения.

– Садись… – Старший лейтенант жестом хозяина квартиры указал мне на стул, стоящий посреди комнаты, рядом со столом. – Меня зовут Дима… – Он протянул мне свою узкую кисть для знакомства.

– Владимир… Варфоломеев Владимир, – представился я. – Бывший командир разведроты спецназа военной разведки, а ныне командир взвода в той же роте.

– Я же говорю – сплошные метаморфозы… – Дима бросил взгляд на Тамару, которая принесла нам чай в чашках и сахар в чайном блюдечке и поставила на стол. – Но раз уж ты представился, назвав должность, представлюсь полностью и я. – Следователь Следственного управления областного управления ФСБ Дмитрий Колонтаев.

Мне, признаться, от его слов чуть плохо не стало. Как говорится, из огня да в полымя угодил. Только успел от одних следственных органов уйти, как сам же, по собственной инициативе, по собственной дурости и самоуверенности, угодил в лапы другой системы, и очень серьезной. Так, глядишь, вскоре до Следственного комитета в Москве доберусь или даже до Совета безопасности России.

– Ладно. Давай к делу приступим. Рассказывай, – почти приказал Дима, причем таким тоном, что я, посмотрев на Тамару, понял, что она дала мне самые лестные характеристики, и я не смог ему отказать.

– Но мне придется начать издалека, – сказал я, как пригрозил.

– У нас с тобой целая ночь впереди. Рассказывай!

Начал я с событий, при которых был расстрелян Рустам Саидович Багомедов. И на все сопутствующие и наводящие вопросы Димы старался отвечать предельно честно и не щадить при этом себя.

– На заседании военного трибунала ты себя точно так же вел? Отвечал на вопросы так же?

– Конечно.

– Тогда я понимаю, почему трибунал осудил тебя по низшей категории статьи и в рядовые не разжаловал. Обычно за подобное разжалуют в рядовые и увольняют из армии. Иногда даже срок дают. А потом, после отбывания срока, родня убитого находит этого человека, и тогда случается акт «кровной мести». Как правило, с летальным исходом с той или другой стороны.

– Вот-вот, – заметил я. – Это, как я понимаю, мне теперь и пытаются инкриминировать.

– Слушаю дальше. – Дима сел прямее, а я принялся рассказывать о всех неприятностях последних дней. Особенно его заинтересовало отношение ко мне полицейских в райотделе полиции. И Дима расспрашивал меня о подробностях.

– Ты не удивляйся моим вопросам, – сказал он, прервав меня. – Дело в том, что к нам поступило от осужденных по разным статьям несколько жалоб на этот райотдел. И сейчас мы проводим доследственную проверку. Как раз на предмет применения пыток с целью выбивания из подследственных данных. Причем они говорят в один голос, что были готовы сами добровольно эти данные предоставить, но их все равно пытали, что можно расценивать как садизм. Ты именно поэтому совершил побег с применением физической силы?

– Не совсем… – признался я. – Честно говоря, я был в свое время в плену у бандитов. У настоящих бандитов в Сирии, где они чувствовали себя хозяевами жизни и творили все, что хотели. И им было просто интересно, когда российский офицер «сломается». Но я вынес все пытки и заслужил уважение врагов. Пыток полицейских я не боялся. Они не настолько изощренные. Но вот унижения я стерпеть не сумел. Этот маленький плюгавенький лейтенантик… Из него так и перла наружу властность. Он упивался своей властью. В основном он меня и довел… Я бы с таким на операцию не пошел. Он сразу предаст. При первом же удобном случае. Человека видно сразу. Некоторых даже по лицу, по взгляду.

Два старших лейтенанта, мы то есть, долго молчали. Каждый из нас при этом пытался оценить другого. В подъезде тем временем