– Смотри, какие тучи. Наверное, собирается гроза. Я в детстве всегда очень боялась грозы, до сих пор ощущаю себя некомфортно. Поэтому я останусь у тебя. К тому же, сегодня мы прощаемся. Мне бы хотелось проводить тебя как следует.

Она снова ласковая и снова улыбается ему как ребенок, которому на рождество подарили велосипед. Он все понимает: она женщина, она вспомнила о том, как ее обидели, не сумела быстро перестроиться. Он не винит ее в том, что она была с ним немного резка. Она точно в нем видела отражение того, кто столь сильно ее огорчил. А, может, ему просто показалось. Сейчас она уже весело щебечет что-то про грозу, которая ее напугала, а он мягко спрашивает: было ли в детстве что-то, что ее не пугало? Она смотрит непонимающе, он напоминает ей про ужа, после которого она перестала любить несчастных змей, и она смеется, быть может, чуть более громко, чем следовало бы. Он готов поклясться, что она нервничает. Она выглядит немного нервозной, постоянно поправляет волосы, вертится на месте и даже как-то раздраженно ответила официанту, который всего лишь поинтересовался, не желает ли она десерт. Он самонадеянно понимает, что нервничать она может по той причине, что им предстоит прощаться на следующее утро. И пусть их путешествие было забавным и занимательным, но неизвестно, как и что повернется дальше. Может быть, его вообще примет обратно его «Одри». Был бы он на это готов?

Она словно читает его мысли, одним взмахом руки задевает бокал, который с грохотом разбивается об пол. Она начинает просить прощения у подоспевшего официанта, произносит, что она очень неуклюжая. У нее дрожат руки, и она выглядит жалко, если честно. Но почему-то это не вызывает у него негативных эмоций. Он просит счет, расплачивается, мягко берет ее за руку и произносит:

– Ты можешь успокоиться.

И она даже не отрицает, что неспокойна. Сжимает его пальцы своими, как будто бы цепляется за него и боится упасть. Ее жалкость и нервозность отчего-то вызвали у него желание крепко взять ее за руку и проводить в свой номер, погладить по волосам, убаюкать своим голосом. Он гладит ее по волосам, пока они идут. Они молчат. Не разговаривают даже о погоде. Порой нужно просто помолчать, и люди становятся ближе, чем от длительных разговоров.

– У тебя из номера открывается потрясающий вид.

Она осекается, замечая очертания буквы на окне. Совсем не первая буква её имени. Первая буква имени его жены. Она проводит по линиям подушечками пальцев. Вздыхает. Он со спины замечает её вздох. У него возникает желание подойти и стереть эту букву, но он этого не делает. Желание слишком мимолетное. Да и ни к чему это, весь язык ее тела говорит о том, что ей бы этого не хотелось. Пусть не подходит вообще. Она немного успокоилась и выглядит более умиротворенной, чем там, в ресторане. Хоть он и не понял до конца, что такое с ней происходило, но поставил диагноз, что нечего вспоминать о бывших обидах, раз они выбивают ее из колеи. И пусть она никогда и не отличалась стабильностью, но все же такой нервной и жалкой не бывала никогда за все то время, что они провели вместе.

Она сбрасывает с себя одежду и укутывается в одеяло. Она немного дрожит, но смотрит на него доверчиво. За окном бушует непогода, и он спрашивает, не боится ли она в данный момент грозы, грома и всего вытекающего. В ответ она громко хохочет и объявляет:

– Я же не ребенок.

Он укладывается рядом с ней, переплетает свои пальцы с ее. У нее аккуратные ногти, он не может понять, покрыты ли они бесцветным лаком или просто так красиво блестят, но смотрит на них так внимательно только по той причине, что не знает, как быть дальше. А она, кажется, и не планирует оказать ему какую-нибудь помощь и заговорить, к примеру. Прикрывает глаза и вообще словно засыпает. Немного бледнее обычного, она выглядит еще более хрупкой и ранимой.

– Мое путешествие дает мне шанс излечиться от Вируса Т.

Она открывает глаза, смотрит на него долгим и внимательным взглядом. Конечно, непонимающим. Но она не задает ему вопросы. В ее взгляде можно прочесть сострадание. Так смотрят на тех, кто еще на что-то надеется, когда все более чем очевидно. Ему не нравится ее взгляд. До того не нравится, что хочется замолчать и больше ничего не говорить. Не объяснять. Он ограничивается коротким:

– Я нашел врача, который придерживается каких-то новых методик. Он пообещал мне шанс на исцеление, и я, конечно же, зацепился за него, как за спасательный круг. Ты ведь знаешь, Вирус зовут чумой нашего времени… и вроде как панацеи нет. Но я нашел. Я надеюсь.

Конечно, эти слова звучат как-то малодушно. Не таким ему хотелось бы остаться в ее памяти. Неуверенным, желающим жить. По крайней мере все книги, которые он читал, в которых героями были неизлечимо больные люди, все эти книги были о том, как болеющие принимали решение просто доживать и наслаждаться жизнью. А, может, он просто читал совсем не те произведения. Как бы там ни было, но его собственные слова кажутся ему слабыми. Как-то он выглядит совсем не как герой какого-то очень цепляющего за душу романа. И она кивает так равнодушно, что ему хочется ее встряхнуть. Он не пытался давить на жалость, но какого черта?! Почему она даже не пытается вести с ним диалог?

– Я надеюсь, что у него все получится, – произносит она спустя какое-то время, которое ему кажется вечностью.

А у нее растерянный голос и отрешенный взгляд. Все же она улыбается. Снова вымученной улыбкой. Что это у нее вошло в привычку улыбаться именно таким образом? Он ей не отвечает. Она касается его пальцами, обвивает его шею и притягивает к себе, утыкаясь носом в его шею. И сейчас она кажется хрупкой, словно котенок. Когда тихо повторяет:

– Я надеюсь, что у него все получится.

Они завтракают в молчании. Ей кажется пресным даже обожаемое яйцо пашот. Он не может похвастать тем же. Завтрак относительно вкусный, и он действительно наслаждается яичницей с беконом и крепким чёрным кофе. Она спала беспокойно, он же, напротив, уснул словно убитый. Ей ничего не снилось, и она постоянно просыпалась, потому что ей было душно, а потом снова холодно. Ему снились красочные сны, и она наблюдала, как подрагивали его веки. Он даже улыбался во сне или ей показалось. Когда она утром спросила его, что такое ему снилось, он махнул рукой и сказал, что, конечно же, он не помнит.

Она старается на него не смотреть и избегает взгляда. Он пытается ей улыбнуться. Но она его улыбку не перехватывает. Он постоянно смотрит на часы, потому что опасается опоздать на свой паром. Да, его путешествие в самое сердце науки продолжится на пароме. Он смотрит на часы, но почему-то старается скрыть это от ее взгляда. Она же замечает все эти его попытки и хмыкает. На его вопросительный взгляд отвечает:

– Перестань щадить мои чувства. Я не собираюсь прыгать с моста, когда ты выйдешь отсюда с чемоданом.

– Может, я так трепетно отношусь к своим чувствам? – подмигивает он ей, и она невольно расслабляет поджатые губы, чтобы улыбнуться.

– Во сколько?

– У нас есть десять минут.

– Нам хватит.