– Чего орёшь? – спросил Апок.

– Что вы, двое, около меня делаете?! – закричал я.

Голод усмехнулся. Он сонливо приоткрыл глаза. Такая хитрая лыба с его стороны всегда означала готовность к шутке.

– А ты что, забыл? – спросил он, затем, причмокнув, добавил: – Пупсик.

– Что ты несёшь?! – возмущался я.

– Ну как же, Смерть, как можно такое забыть? – принял эстафету Апок. – Такая дикая ночка выдалась, а ты…

– Хватит шутить! Это не смешно!

В этот момент моя злоба смешивалась с радостью. Было неприятно от шуток Голода и Апока, но эту неприязнь перебивала радость за случай с женой Люцифера. Но, при всём этом, меня мучил страх, что, будучи нетрезвым, я мог упустить шанс.

– Так, давайте серьёзно, – успокоился я, сонно растирая глаз. – Что вчера было?

– Сначала была церемония, – сказал Апок. – Потом мы пили. Очень много. И, кажется, спьяну я простил Люцифера. Короче, потом все вместе отправились в Ад, а в особняке Люцифера и продолжалась наша пирушка. Люцифера вызвали на работу, мы бухали, а ты всю ночь провёл с его женой. Что вы делали вообще? – Апок хотел взять бутылку воды, которая лежала на полу, но, нелепо кувыркнувшись, упал с кровати.

– Да неважно, – ответил я. – В шахматы играли.

– Смерть, это был риторический вопрос, – проснулся Голод после минутного дрёма. – Все мы знали, что вы там делали.

– А чего мы в одной кровати делаем, если я всю ночь с женой Люцика провёл? – спросил я.

– Да ты ночью за водой выходил и, кажись, к нам попал, – объяснил Голод. – Так и рухнул.

– А ещё ты ворочился всю ночь…. – добавил Апок.

– Слушайте, а как же люди? – сменил тему Голод. – Мы в среднем должны уносить по семь тысяч людей в час.

– Ничего, без смертей сегодня поживут, – сказал я, уткнувшись в подушку. – К тому же, Судьба сегодня тоже отдыхает, так что люди денёк побудут, как тупые обезьяны с инстинктами, этот день они даже не запомнят.

– А костяшка верно мыслит, – с усмешкой сказал Апок, так и оставшись лежать на полу. – Приятно познакомиться, кстати, – он пожал мне руку. С Голодом они, видимо, уже знакомы.

А потом мы снова уснули. Разве что проскакивало пару диалогов во время отдыха:

– Апокалипсис Антонович? – в то время, будучи самим воплощением скромности, я называл его по имени и отчеству.

– А?

– Вы же не скажите Люциферу об этом?

– Не парься. С этого дня мы почти друзья.

– Слышь, Смерть, – обратился ко мне Голод, – ты реально с женой Люцика переспал?

– М-гм, – я с гордой ухмылкой покачал головой.

– И как? – вмешался Апок.

– Это у вас надо спросить. Вы же слышали хоть что-то?

Голод и Апок переглянулись, синхронно вздув щёки от наплывающего смеха.

– А ты чё, не помнишь ничего? – и, не выслушав ответа, Голод заржал.

Апок от смеха катался по полу, а покрасневший от веселья Голод уткнулся лицом в подушку, приглушив хохот.

––

– Ах-ха-ха! – хохотал Васильев. – Ты серьёзно вдул жене главной шишки в Аду?! Ах-ха-ха!

Я не стал отвечать и наблюдал за тем, как он смеётся. Нечасто можно увидеть человека, так искренне смеющегося перед гибелью. Это заставляет меня радоваться. Хорошо, когда человек умирает счастливым.

Мы сидели в его мелкой комнатке, на деревянной кровати с обоссанным матрасом. Обои грязные, а висящая на одном проводке лампочка почти перегорела. Пока Васильев последний раз в своей жизни выпивал, я отодвигал от себя стаканы с выпивкой, которые он дружелюбно протягивал мне из раза в раз.

– Не будешь пить?

– Крепковат для меня.

– Божество и такая неженка?! – усмехнулся панк. – Ха-ха! Не зря говорят, что русские самого Бога в выпивке переплюнут!

– Понимаю… – потеребив волосы, растянул я. – У вас всё не как у людей… Ой, – только потом до меня дошло, что за чушь я сказал, и это заставило меня смутиться.

– Ну ты и ляпнул… – икнул Васильев. – Ладно, хрен с тобой. Тыкай в меня уже своей косой!

Васильев кивнул головой и дал понять, что готов. Я ткнул острием косы ему в сердце. Он судорожно вздрогнул, рухнул на пол с улыбкой на лице и, на последнем вздохе, еле проскрипел слово: «Жопа». Это был первый человек, который перед смертью сказал такую незамысловатую фразу. Обычно все стараются сказать что-то эпичное. Ирония в том, что эта фраза была самой крутой, что я когда-либо слышал перед человеческой гибелью.

Интересно, что ещё при мне вытворят эти неадекватные люди? Чувствую, я никогда не прекращу любить эту работу…

– Ну, удачи тебе, Васильев… – сказал я, наблюдая за уходящим из его тела дымком.

Вскоре дым сплюснулся, округлился и затвердел. Серый вдруг стал серебряным, а на получившейся монете нарисовалось лицо Васильева. Монету – ценой всего в одну душу – я приберёг себе. Мы называем это чаевыми.

После удара косой, я переступил через распыляющийся «ободок» и носком нащупал первую ступеньку, выглядывающую из тёмного портального пространства. А после – офис. На этот раз коса проводила меня прямо к двери Апока. Я вошёл без стука.

– Чего тебе? – спросил Апок.

– Можно пораньше уйти?