и другие современные ему молодые поэты, воспринимал его как своего поэтического и духовного – а также профессионального – ментора и учителя.

Рис. 4. Маргарита Сабашникова и Максимилиан Волошин в день свадьбы. Архив Вл. Купченко

Чтобы лучше понять характер отношений между этими двумя людьми, необходимо в общих чертах описать взаимоотношения наставника и ученика в литературной России начала века. Эти отношения строились на основе традиций менторства, практиковавшихся представителями образованной элиты примерно с середины XIX столетия. Наставники середины XIX века часто были одновременно и создателями сообществ, и архитекторами институтов в слабо институционализированном интеллектуальном и профессиональном мире, беря под свое крыло молодых, амбициозных людей в попытке стимулировать развитие тех ли иных областей, от науки до искусства – литературы, живописи, музыки – и права. Часто вовлекаемые в домашний круг своих наставников, молодые не только обретали интеллектуальное и профессиональное руководство, но и удовлетворяли более глубокие потребности, связанные с вхождением в новую и непривычную окружающую обстановку: они усваивали манеры, обычаи и культурную идеологию. Эти отношения в значительной степени строились на принципах патриархальной власти, поскольку старшие мужчины опирались на свой иерархический статус как в оказании помощи младшим, так и в удержании власти над ними [Walker 2004].

Чтобы стать таким наставником, представитель литературной элиты рубежа веков должен был обладать рядом качеств, хотя они проявлялись не во всех наставниках одинаково. Такая сторона литературного менторства, как способность привлечь и вдохновить потенциальных подопечных, взволновать их, привести к новому пониманию самих себя и друг друга, коренилась в литературном кружке как коммунитас. Если говорить о практической стороне, то важную роль играла способность эффективно помогать своему ученику или подопечному, поддерживать его (гендерно окрашенное «его» здесь употреблено намеренно) усилия по утверждению себя в обществе. Те, кто имел возможность создавать и развивать литературные трибуны – такие как журналы, издательства – для своих подопечных, те, кто обладал могуществом в литературном мире, например редакторы журналов, – обладали хорошим потенциалом для того, чтобы сделаться менторами. Как и в случаях наставничества в других областях интеллектуальной и профессиональной деятельности, еще одним ценным качеством было владение просторным жильем, а также средствами для проведения общинных собраний; преимуществом было и наличие прочных отношений с женщиной – партнером и помощницей. Именно такие собрания позволяли тем, кто находился в начале пути, наладить и укрепить контакты друг с другом и с сильными мира сего и, конечно же, продемонстрировать свои таланты на полуофициальных поэтических чтениях и других культурных мероприятиях, проводившихся в домашней обстановке. Все это могло способствовать профессиональному росту, позволяя оттачивать навыки и обретать общественное признание.

Такие собрания лежали в основе жизни профессиональных литературных кружков и деловых связей, и те, кто мог создать такое сообщество, поддерживать в нем слаженность и единство усилий, направленных на реализацию более широких литературных амбиций, играли важнейшую роль в жизни интеллектуального сообщества. Литературное наставничество было глубоко встроено в более широкую систему объединения в кружки и участия в нетворкинге.

Обычно для того, чтобы заручиться покровительством, подающий надежды литератор обращался к потенциальному наставнику с письмом, в котором просил высказать мнение о его произведениях или пытался договориться о личной встрече. Если наставник соглашался, они встречались; если они продолжали устраивать друг друга, в скором времени подопечному открывался доступ в семью наставника, а в некоторых случаях он даже поселялся в его доме. Идейный наставник обеспечивал своего подопечного как духовной, так и физической пищей, проявляя педагогическое внимание к его интеллектуальному, моральному и духовному состоянию, с одной стороны, и часто приглашая его на трапезы – с другой. Также предполагалось, что во многих отношениях ментор будет служить ему живым примером того, как жить, обучая его и словом, и делом. Хотя конкретные термины могли варьироваться, в целом речь шла о сознательном союзе, в котором сочетались элементы духовного лидерства, отношения покровителя и покровительствуемого, а также отношения отца и сына, понимаемые в литературном контексте. И, как оказывалось, подобный союз мог быть одним из важных условий успеха литературного кружка; если для начинающего было полезно иметь наставника, способного возглавлять успешный кружок, то энергия, генерируемая присутствием одного-двух подопечных, могла вдохновлять и привлекать и новых последователей.

В те времена самым выдающимся наставником интеллигенции был Лев Толстой. Домашний круг Толстого был обширным, в него входили не только друзья и родные, но также последователи его религиозно-философского учения, которые собирались в его доме, обедали за его столом и зачастую оставались погостить на несколько недель или месяцев. Как обычно бывало в подобных случаях, бремя хозяйственных и материальных забот о толстовском кружке ложилось на плечи жены писателя С. А. Толстой [Tolstoy 1953:240,280–282,287,312]. К числу своих приверженцев (пусть и не постоянно присутствовавших в его домашнем кругу) Толстой относил и таких литературных подопечных и протеже, как И. А. Бунин и Горький. Бунин впервые обратился к Толстому в классическом письме с просьбой о покровительстве:

Я – один из тех многих, которые, с глубоким интересом и уважением следя за каждым Вашим словом, берут на себя смелость беспокоить Вас своими сомнениями и думами о своей собственной жизни. Я знаю при этом, что Вас, наверно, уже утомило выслушивать часто очень шаблонные и однообразные вопросы, и потому вдвойне чувствую себя неловко, прося Вас ответить, могу ли я когда-либо побывать у Вас и воспользоваться хотя на несколько минут Вашею беседою. <…>…Ваши мысли слишком поразили меня…[78]

Позднее в истории их патронажно-клиентных литературных отношений появилось другое письмо Бунина: «Дорогой Лев Николаевич… <…>…вы один из тех людей, слова которых возвышают душу и делают слезы даже высокими, и у которых хочется в минуту горя заплакать и горячо поцеловать руку, как у родного отца!»[79] Патронажно-клиентные отношения могли выходить далеко за пределы чисто профессиональных, перетекая в состояние сильной эмоциональной включенности – с выраженными патриархальными обертонами.

Еще одним знаменитым ментором из числа писателей-реалистов был Горький с его кружком последователей (и поклонников) «Среда» (названным в честь вечера дня, когда происходили еженедельные встречи кружка), куда входили и другие его приверженцы. Из-за преданности этих последователей Горькому их иронически называли «подмаксимками» – грибами, растущими вокруг Максима [Zoe 1991: 295][80]. Для этих начинающих писателей Горький выступал в роли самого заботливого наставника, подбадривал их, давал профессиональные советы, ругал, когда они слишком много пили, и в целом заставлял их ощущать свое сильное отцовское участие. Он был посаженным отцом на свадьбе двух своих последователей и, как известно, отзывался о них как о своих «детях»,