— Где старик?! — злость во мне закипала, я больше не видела старичка и понимала, что этот пацан что-то с ним сделал.

— С кем? — Максим удивленно поднял брови, будто вопрос его удивил.

— С Акакием Акакиевичем, — таким же ровным голосом сказала я.

— Какий кто? — Максим изобразил смешок, но слишком натянуто, чтобы в него можно было поверить.

— Ты прекрасно знаешь кто это. Не придуривайся. Ты подслушал наш разговор в библиотеке и тебе пришла в голову та же мысль, что и мне — найти его там, где он всегда и был, что в книге, что в реальности, — я сделала шаг в его сторону. Тот невольно отступил. Он был немного ниже, поэтому боялся за свою безопасность. Но при этом улыбка так и осталась на его лице, будто ее зацементировали.

— А, так ты про гоголевского Акакия Акакивича. А я-то, грешным делом, подумал, что в наше время кто-то дает детям такие имена. Вот было бы смешно. Хотя нет, — он изобразил скорбное лицо, — дети нынче злые, засмеют парня уже в школе. Самооценка упадет ниже некуда, и станет он тогда настоящим Акакием Акакиевичем.

— Ты мне зубы не заговаривай. Ты с ним что-то сделал.

В эту секунду лицо Максима исказилось, улыбка стерлась, будто она никогда и не бывала на его лице. Губы превратились в тонкую полосочку. Он шагнул вперед и хоть был ниже ростом своим напором заставил меня отступить.

— Слышь, красотка, ты не лезь не в свое дело. Как погляжу, ты можешь только ходить и глазками стрелять. Из видунов, что ли? Так вот смотри, а в дела больших и серьезных дяденек не лезь. Можешь доложить своему начальству, что это моя добыча. И так теперь будет всегда.

Он запрыгнул на парапет, отделяющий переходную зону от проезжей части. Перед ним остановилась машина, он открыл дверь, сел и машина тронулась. Напоследок я увидела, что Максим помахал в окно, показывая светящийся брелок. Нужно разобраться, что это за вещица такая, после которой пропадают люди. Тьфу ты, то есть герои.

Я осталась стоять на мосту. Чтобы удостовериться, я прошла под аркой, дошла до конца моста и огляделась по сторонам, хотя понимала, что это бесполезное дело, и старика я нигде не найду. Убедившись окончательно в том, что старик так и не вышел, я достала телефон, мятую визитную карточку из кармана и набрала номер. На последней цифре задержалась, оттягивая неприятное, зажмурилась, будто меня это спасет от раздражающего голоса Антона.

Машина Антона уже стояла во дворе, когда я подошла к дому. Увидев меня, он выскочил, громко хлопнул дверью, подбежал и, схватив за плечо, оттащил меня в тень кустов сирени.

— Какого черта ты поперлась туда? Твое дело какое — узнала что-нибудь — звони мне. Почему ты докладываешь только тогда, когда дело провалено?

Я оттолкнула его руку со своего плеча.

— Не смей трогать меня, а то уложу, как в прошлый раз. И не думай, что я позволю вмешивать брата во что-то опасное или противозаконное. Мне ваша сектантская библиотека поперек горла. И не думай, что, если тебя назначили главным, можешь мной понукать. Если бы я туда не пошла, никто бы и не узнал, что старичок пропал. Ну, позвонила бы я тебе — что ты мог сделать?

Антон навис надо мной, я чувствовала его нервное дыхание на своей щеке. Умею же я доводить парней, этого у меня не отнять.

— Умная, да? Институты поназаканчивала, а мозгов хватило только на работу дворника. Говоришь, твое дело — сторона, людей, пусть и не настоящих, но живых, будут похищать, а ты будешь стоять в стороне и смотреть, лишь бы в неприятности не влезть?

— Может, если бы мне кто-нибудь что-нибудь объяснил, было бы проще ориентироваться! А то показываете обгоревшие трупы, говорите не соваться, а теперь ты еще и обвиняешь в том, что я ничего не сделала. Интересная история получается.

Антон сверкнул глазами, но ни говорить, ни делать ничего не стал, просто уничтожающе смотрел.

— Может, объяснишь, а? — я только сейчас заметила, что глаза у него нежно василькового цвета. Господи, куда я смотрю!

— Нечего объяснять. Это знают только Хранители. А ты только видунья. Да и то раззява, которая проморгает все на свете.

— Наслаждаешься властью и знанием? Радоваться парням нынче нечему, кроме как превосходством над девушками? — бросила я будто невзначай и пошла прочь по аллее сквера. — Ненавидишь меня только потому, что я вижу то, что не видишь ты? Ничего не говоришь и готов спихнуть все неудачи на мою голову? Так мне-то все равно. Хоть всех ваших героев переловят, похитят или что еще там с ними делают. Можешь на меня спихнуть, я в вашей конторе надолго не задержусь, а тебе галочка. Проще же все на девчонку свалить, чем самому ответственность взять. Только мне плевать, а ты будешь тем, кто не смог справиться с девчонкой и подростками.

Антон сжал кулаки и пошел следом. Я села на скамейку, закинула ногу за ноги, расправила юбку, отмечая, что он пришел следом за мной. Но Антон остался стоять напротив скамейки, продолжая сжимать кулаки и со злостью смотреть на меня. Я улыбнулась. Люблю доводить парней до нервного тика.

— Что они делают с героями? Что делает брелок-фонарик, который показывал ты? Такой же был у того парня.

Антон сделал глубокий вдох, выдохнул и достал из кармана свой фонарик.

— Когда появляется герой, нужно просто нажать на крышку фонарика. Тогда включается механизм, который забирает героя. Когда герой внутри — фонарик начинает мигать.

— И вы и они пользуютесь одной технологией?

— Выходит, да.

— Откуда она у них? Или у вас? Кто у кого спер?

— Хранители никогда ничего не крали! — почти выкрикнул Антон. Он опять сжал кулаки, но после моей пламенной речи о геройстве, мужчинах и женщинах, наступать на меня не решился, лишь переступал с ноги на ногу, как цапля, выхаживая передо мной.

— Откуда тогда у вас технология?

— Тебе же Хан сказал. Ее изобрели тысячи лет назад. И те, кто изобрел, организовали орден Хранителей. Многие века мы возвращаем героев в их миры. Это тайное общество, никто не может знать ни про нас, ни про технологию.

— Но все-таки знает, этого ты отрицать не можешь. Значит, они откуда-то узнали.

— Могли только своровать.

— Не факт. Ты же этого знать не можешь. Может, и своровали. Но в любом случае они должны были знать, что воровать и где это лежит. А если это такая