не обидит, обещаю. В обиду не дам. Но вот что я тебе скажу. У меня там остался племянник, ждет меня. Если ты врешь, если ты заодно с Профессором, знай – я до вас доберусь. Поняла меня?

Катя кивнула. Татьяна смягчилась:

– Молодец. Можешь выйти.

Катя поднялась и вышла из комнаты. Татьяна посидела в тишине, но собраться с мыслями не удалось.

Татьяна зашла в ванную. Лед в ванне начал таять, оставляя темные пятна на пледе. Включила воду, зашумела струя. Так намного лучше. Вода всегда ее успокаивала.

Татьяна посмотрела в зеркало и увидела за своей спиной, как ткань, покрывающая мертвое тело, плавится по краям. Татьяна медленно обернулась и, борясь с ужасом, сдернула плед. Лицо Наташи, ее тело, руки и ноги покрылись нарывами и плавились, словно ее топили в кислоте. Кожа сползала с костей, плоть растекалась в ванне. Татьяна почувствовала, что теряет сознание. Она закричала и, перебирая руками, попятилась назад, пока не уперлась в стену.

Андрей распахнул дверь ванной. Татьяна, сидя на полу, кричала, закрывая лицо руками. Андрей встряхнул ее за плечи:

– Что случилось?!

Татьяна, не отнимая рук от лица, показала рукой на ванну. Андрей осторожно снял с лица Наташи плед. С телом все было так же, как раньше.

Татьяна пришла в себя, ей стало очень стыдно.

XIII

37 часов с начала эксперимента

Из кладовки вынесли всю мебель. Рома и Андрей возились с дверью. Верхний штырек им уже удалось выбить из петли, оставался нижний.

Андрей сидел на корточках и держал ключ для сборки мебели под нижней петлей, Рома бил по нему ножкой стула.

– Ровнее держи!

Андрей поправил ключ, Рома ударил, но промазал и попал брату по пальцам. Андрей скорчился от боли.

– Сорян, я случайно, – сухо извинился Рома и присмотрелся к петле. – Вроде пошла, стервятина!

Андрей вырвал у Ромы ножку стула:

– Все у тебя случайно.

– Чего ты? Аж покраснел! Я же извинился.

– Да потому что сначала херню делаешь, а потом извиняешься, когда уже поздно.

Рома ощутил резкий укол вины. Рядом с братом он всегда ощущал себя глупее и слабее, хотя это было не так.

Роме было одиннадцать, когда его привели в новую семью и познакомили со сводным братом. Воротник рубашки этого мальчика был белее снега, комната увешана почетными грамотами, а полки ломились от книг. Рома сразу понял, что здесь он всегда будет на вторых ролях.

С Андреем они совсем не ладили, чем без конца расстраивали мать. Андрей всегда и во всем получал от родителей поддержку. Даже самое незначительное его достижение воспринималось как нечто, о чем стоит говорить за ужином и чем можно похвастать перед соседями.

Рома ни в чем не преуспевал. Его навыки выживания в детском доме, то, как он мастерски умел прятать вещи, попадать ножичком в дерево с пяти метров и сливать бензин с легковушек, были совершенно бесполезны в этой благополучной семье.

Первое время он, правда, старался. Прилежно учился, вел себя хорошо, пытался соответствовать стандартам семьи, которая его приютила. Но на фоне Андрея всегда проигрывал. Отец с матерью любили Рому, тут их упрекнуть не в чем. Но они так и не нашли способ выражать эту любовь, не сравнивая его с родным сыном.

Когда мальчишки выросли и покинули родительский дом, их отношения не изменились: Андрей был все так же высокомерен по отношению к недалекому брату, а Рома считал Андрея скучным и заносчивым говнюком.

Унылая офисная работа с девяти до шести никогда не была для Ромы привлекательной целью. Он стремился к независимости, хорошо ладил с людьми и умел выживать. Поэтому легко обрел популярность среди барыг и мошенников.

Рома чувствовал себя свободным и счастливым, живя вне системы. Но все же завидовал брату. Красивый мальчик с белым воротничком уверенно шел по намеченному пути.

Поэтому, когда Андрей и Лиза после очередной журналистской премии появились у него на пороге и попросили продать им травки, у Ромы появился шанс. Возможность показать родителям и всему миру, кем был их золотой мальчик на самом деле.

С марихуаны Рома пересадил Андрея и Лизу сначала на кокаин, затем на амфетамин. Как профессиональный сомелье, знакомил их с новыми наркотиками, бережно сопровождая в мир удовольствий.

Рома был не так глуп, как могло показаться на первый взгляд, и свой товар никогда не пробовал. Поэтому он трезво и с удовольствием наблюдал, как зависимость Андрея и Лизы крепчает, а идеальная жизнь катится в бездну. И однажды он познакомил их с героином.

Позже Рома осознал, что заигрался. Ему бы остановиться раньше, не допустить падения брата на дно, мог ведь спасти Лизу от передозировки… Но не стал этого делать. Потому что впервые в жизни чувствовал, что он лучше Андрея. Ему было приятно, что брат полностью от него зависит.

Удар Андрея по ржавой петле вывел Рому из размышлений.

– Я по поводу Лизы хотел сказать. Я давно должен был…

Андрей замер.

– Я очень жалею о том, что сделал.

Рома замолчал. Перед глазами всплыл образ Наташи. Но не той танцующей и открытой девушки, а той, что лежит в холодной ванной одна. Сердце Ромы сжалось, …и он наконец понял, к чему завел этот разговор.

– Помню, как ты Лизу хоронить не хотел. Тогда не понял, а сейчас понимаю.

Андрей не прерывал Рому. Это означало, что он готов слушать. Рома грустно улыбнулся:

– Я видел, что Наташка на тебя глаз положила, не слепой. Но не в этом дело. Просто она тут самая настоящая была. А теперь ее нет, – к горлу подступил ком, но Рома сдержался. – Хочу, чтобы ты знал. Я бы хотел все исправить. Вот и все, что я хотел сказать.

Андрей ударил по петле, штырек выскочил и со звоном упал на пол.

– В том, что с Лизой случилось, мы оба виноваты. Закроем тему. Сейчас главное – отсюда выбраться.

Они сняли с петель дверь и увидели в пустом проеме коридор, освещаемый тусклой мерцающей лампой. Рома присвистнул.

XIV

38 часов с начала эксперимента

Лязгнул люк. Мещерский встрепенулся.

– Руки развяжу, сможешь поссать, – проскрипел голос похитителя.

Профессор услышал, как перед ним опустилось металлическое ведро.

– Спасибо, не хочу, – коротко произнес Мещерский.

Это взбесило Охотника. Он не привык уговаривать. Разговоры никогда не были его сильной стороной.

– Ссы сейчас! Или будешь под себя ходить!

Путы на руках Профессора ослабли. Он размял затекшие кисти и в эту же секунду ощутил у горла холодное лезвие.

– Повязку не трогать.

Профессор кивнул, приподнялся и, как сумел, помочился. Промахнулся.

– Правее бери!

Охотник с силой усадил пленника на стул, начал связывать руки. Мещерский напряженно думал. Нужно установить контакт. Воспользоваться моментом. Вернуть контроль.

– Я навредил кому-то из ваших близких? – спокойно спросил Мещерский.

Охотник закончил с руками, взял ведро и пошел к лестнице. Профессор заговорил громче:

– Ради кого вы это делаете? Жена, может быть, брат? Сын?

Профессор услышал, как упавшее ведро ударилось о лестницу. Для