Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она боялась за Соню, боялась слухов, потому что к жертвам насилия нет эмпатии. Общество так боится этого, что всеми силами отрицает, выставляет жертв виноватыми, отмахиваясь: «В моей семье подобного никогда не произойдёт!».
Но моя семья думала точно так же! Сонька… Умненькая, скромная, золотая медалистка. Она должна была поступать в медуниверситет, а вместо этого прорыдала всё лето.
Мама боялась за неё. А я силком тащил её в полицию, чтобы написать заявление. Ходил сам, умолял приехать, просил помощи! Но Соня молчала. Она просто ждала дня, когда ей исполнится восемнадцать, и тем же вечером покинула город навсегда.
– Что это? – захрипел Левин. Лицо его стало красным, челюсть не размыкалась, крылья носа вибрировали от ярости. – Вороной, что она несёт? Какое доказательство?
Когда в кармане джинсов снова брякнул телефон, инстинктивно достал его, пролистывая десятки сообщений от сестры. В последнем была видеозапись, включить которую даже мне не хватило смелости.
Смотрел на сообщение, пытаясь найти силы. И Софа словно поняла это и прислала ещё одно аудиосообщение:
«Пусть вернёт Марину, иначе я выложу это в сеть!»
С Левина сошла вся краска, когда он услышал её последние слова. Застыл истуканом, отчаянно раздумывая, что делать дальше?
Он даже не понимал, но у него с отцом слишком много общего. Они не выносят людского осуждения и сплетен. С виду хорошие, белые и пушистые, а под ногтями грязь могильная. Мрази…
– Где Марина? – глаза пекло, словно слёзы накатывали.
Представлял, как тяжело сейчас сестре, чего ей стоило сделать этот шаг! Соня открыла ящик Пандоры, на котором сидела все эти годы ради меня. Ради Марины… Ради того, чтобы Левин не погубил ещё одну душу.
– Пусть напишет отказ от ребёнка, тогда я подпишу развод. Мне нужно два дня, и ты можешь дальше нянчиться с инвалидкой. Она даже родить нормально не смогла! – вдруг заорал Левин, но мой кулак настиг его раньше, чем он смог продолжить. Слышал хруст, и на асфальт вместе с фонтаном гнилой крови упал зуб.
– Придурок… – хрипел Левин. – Ты ничего не понял, да? Только свободный человек может творить историю!
– Марина где, мразь?
– Я повторяю, убьёшь сейчас – никогда её не увидишь. Убьёшь потом, она всю жизнь будет винить тебя, что не смогла взять на руки нашего ребёнка. Ты готов к этому, Вороной? Твоя Марина холодная, бездушная и пустая. Она больше не подарит тебе ребенка, даже если ты очень этого захочешь, – по его подбородку стекали ручьи крови, она окрашивали шелковую рубашку, но Левин будто не замечал. Скалился, извергая гниль своих слов. – Уговор?
– Я забираю Марину сегодня, а ты живёшь дальше! – я умер в тот момент, когда произнес эти слова. Сдох. Скончался. Кончился. Иссох.
Никогда бы не подумал, что мне придется делать выбор.
Либо жизнь любимой женщины, либо проклятья из её рта. Но проблема в том, что Левин ошибся дважды. Даже если я не убью его потом, Марина никогда не простит, что я забрал её без ребенка. Да, чужого, но это её сын. А ещё Левин ошибся, что я могу оставить это просто так…
– Дату слушанья вам сообщат завтра. Марина должна отказаться от родительских прав, и тогда я сразу подпишу развод, – Левин харкнул кровью и шустро прыгнул в машину, выбрасывая на асфальт бумажку, перепачканную кровью, на которой был указан адрес.
Глава 19
Марина
Мой сознание походило на тяжелый густой туман. Периодически что-то прояснялось, впуская яркие лучи надежды, и даже воспоминания кинолентой скакали. Они становились настойчивее, ярче, отчётливее, но как же сложно было их ухватить, задержать, чтобы насладиться.
Но было одно воспоминание, которое невозможно потерять.
Мой Артёша…
Его образ был настолько яркий, настолько отчётливый, словно вырезан из камня. Огромное, монументальное, тяжелое. Видела его во снах, слышала его голос, ощущала теплое объятие и нежное касание губ.
«Моя Мартышка… Я всегда буду рядом».
А как он будет рядом, если я тут? В этой темной пустой комнате кроме распахнутого настежь окна ничего не было. Кровать, какая-то капельница, иглу которой я чудом выдернула из катетера, и больше ничего…
Хотелось рыдать и звать его. Хотелось забыться, провалиться в дурман, но, как назло, туман рассеивался так стремительно, что ему на смену пришел страх.
А что, если я больше его никогда не увижу?
Что если Артем больше никогда не поцелует, не прижмет, и не протянет свою сильную руку?
А что будет, если я сдамся?
Ничего хорошего не будет!
«Ты у меня сильная…»
Его слова сами вспыхивали в сознании, придавая силы. Я ощущала её жаром, растекающимся по подрагивающим мышцам.
Вспомнила палату, в которой мы часами читали книги, запах чистого белья, его глубокое дыхание и улыбку. Эта картинка была настолько яркой, чтобы не дать мне усомниться в реальности. Это было! Артем был рядом! Алиса, Пашка, София…Папа?
Лица мелькали перед глазами, как лошадки на карусели.
Меня бросило в жар, мысли закружились миллионами каруселей, делая сознание ещё более путанным. Тошнота то накатывала, то сменялась жуткой болью в висках. Хотелось расплакаться и заскулить в надежде на то, что Артём прибежит и вновь успокоит.
«Марина, успокойся! Ты тут одна… Никто не спасёт, если ты сдашься! Слабачка!» – вдруг заорал внутренний голос.
И волна адреналина прошлась от макушки до пяток. Меня даже тряхануло от неожиданной мысли, что я не хочу умирать…
Не хочу вновь остаться в пустой комнате, прикованной к кровати, к этим пекучим вены капельницам!
Мне нужна МОЯ жизнь! Медленные пробуждения, вкусный завтрак, море планов и пьянящее ощущение свободы. Это всё у меня украли, но второй раз я этого не позволю!
Схватилась пальцами за край кровати, вспоминая изнурительные тренировки. Рывок, и вот уже босая нога коснулась холодного пола. По коже пробежались колики, как напоминание, что жива я… Что есть во мне ещё сила, чтобы бороться!
Рывок, и я присела, держа равновесие упором в стену.
– Я не сдамся, Артём… Я больше не сдамся!
Каждое движение стреляло болью. Она стала моей спутницей, моей подружкой и напарницей. Мы вместе плакали от бессилия, пока никто не видел. Мы вместе с этой сукой боролись, чтобы увидеть одобрение в глазах мужчины, любовь к которому невозможно забыть. Это родимое пятно, ожог, шрам… На самом видном участке кожи, чтобы никогда не потеряться.
Артём пытался заставить делать усилия не ради него, а ради себя!
Глупенький. Неужели он не понимает, что я дышу ради него? Все эти годы жила