что-то забормотала. Эти секунды были вечностью. Голоса становились всё ближе, отчетливее, лай собаки громче, а она не двигалась…

– Хоть раз доверьтесь мне! – прорычал я и сделал шаг навстречу.

Людмила Ивановна зарыдала, схватила крошечный комочек из коляски и рванула в мою сторону.

– Давайте мне, – я даже не думал! Просто выхватил ребенка, плотно укутал в одеяло, прижал к груди и, схватив женщину за руку, потянул к калитке.

Мы бежали вдоль леса, чуть пригнувшись, чтобы затеряться в густых зарослях. Озирался, прикидывая, где заканчивается черта частного сектора, и интуитивно стал приближаться к обочине. И в этот момент около нас затормозил автомобиль Лихого.

Тот, чертыхаясь, выбежал и бросился помогать перелезть через овраг Людмиле Ивановне, а после мы запрыгнули на заднее сиденье и помчались вон.

– Артём… Артём… – женщина рыдала, пряча лицо в ладонях. Она не могла успокоиться, всхлипывала и тряслась.

Её рука так внезапно легла на мою, тонкие трясущиеся пальцы стискивали кожу, впивались ногтями не для того, чтобы сделать больно, а чтобы попытаться поверить, что все это происходит здесь и сейчас.

Она рыдала беззвучно, боясь разбудить внука. Раскачивалась, дергала волосы, прикусывала большой палец и скулила от боли. Не помогали ни вода, ни открытое окно. Пережила жуткий шок, поэтому сейчас пыталась найти точку равновесия и опору.

Я не сразу осознал, что прижимаю к груди ребёнка. Настоящего, живого…

Чуть отогнул край одеяла и замер, наблюдая за тем, как парнишка улыбается во сне. Пухлые румяные щечки, глубокие ямочки, как у его мамы, и длинные светлые ресницы.

Он такой чистый, невинный, непорочный.

Он ещё не ведает, что его отец – ублюдок, для которого чужая жизнь – фантики. И не знает, как хорошо и уютно засыпать на руках матери.

– Тём, куда? – Лихой притормозил, когда мы въехали в город.

– К моим родителям…

Мама Марины напряглась. Остановив истерику, продолжала звонко всхлипывать и икать, не сводя с меня глаз.

– Людмила Ивановна, давайте все разговоры после?

– Давай, – она протянула руки, чтобы забрать малыша, но мальчишка толкнулся ногой, словно протестовал во сне. И женщина успокоилась. Только поправила мою ладонь, сместив её так, чтобы поддерживать шею крохи.

Глава 21

Я, конечно, был готов к любой реакции, но каково же было моё удивление, когда ворота родительского дома распахнулись, и первой на парковку выкатилась детская коляска, а следом уже шел мой папа в сопровождении Голубева.

– Привет, сын, – отец хлопнул меня по спине и заглянул в кулёк. – Добро пожаловать…

– Здравствуйте, – прошептала Людмила Ивановна, а после бросилась на грудь мужу. Голубев прижал жену, да так крепко, будто не видел несколько лет. Он не сдерживал слёз. Ревел, не сводя взгляда с ребенка, мирно спавшего у меня в руках.

– Пап, я могу…?

– Езжай, – отец вдруг смело забрал у меня пацана, затем стянул с плеча вязаный плед, укутал его и уложил в коляску. И кроха даже не пискнул, лишь покряхтел, задрав ручонки вверх. Отец и трижды дед делал это так уверенно, словно всю жизнь проработал с детьми, а не с железом на заводе. – Нас много, не переживай.

– Если что-то нужно…

– Езжай! – рявкнул отец, открывая злость, застрявшую в глазах. – Мы все сделали кучу ошибок в прошлом. Но исправить их можешь только ты, сын…

– Артём, спасибо, – Голубев пожал мне руку. – Марину осматривают врачи, с ней Алиса и София. С главврачом мы договорились, у палаты теперь дежурит охрана. А меня отправили домой… Но я не смог.

– Артём, ты давай-ка мать домой пришли, а то она вторые сутки рыдает. Пусть лучше с мальцом понянчится, а то немолодая уже, – отец подмигнул на прощание и закрыл металлическую калитку на все замки.

Я прыгнул в машину, закурил, пытаясь отдышаться. В зеркале опущенного козырька видел своё отражение. Кровавые разводы на шее от её рук, ссадины от ногтей – результат полного отчаяния.

– Надо организовать охрану, Паш…

– Уже, – Лихой кивнул, и я только сейчас заметил, как дрожат его руки. Друг уложил голову на руль, очевидно, испытывая то же самое, что и я. – Витязь и Туман уже подъезжают. Побудут здесь, пока не приедет ЧОП.

– Спасибо, брат, – я хлопнул его по плечу, не понимая, как отблагодарить за все, что он делает. И Пашка, и Алиска проходили со мной весь этот непростой путь в ущерб своей семье, отдали детей бабушке, чтобы быть ближе, полезнее.

– Левин сказал, что моя любовь – слабое место, куда можно бить бесконечно, и больно будет всегда. А я подумал, что тоже знаю его слабое место, – усмехнулся и откинулся на спинку кресла, наблюдая, как за нами со свистом паркуется тачка Витязева.

– Какое? – Пашка напрягся, заглядывая мне в глаза. – Тём, только не делай глупостей! Не трогай его, потому что не отмоешься. Левины засадят тебя надолго!

– Нет, Паш, убить его будет слишком просто. Этот придурок даже не понял, что сам дал мне иглу, которой можно убить Кощея. Ладно, потом поговорим. Иди, встреть мужиков, а мне выдохнуть нужно.

Лихой нехотя вышел из машины, бегом рванул к высыпавшим друзьям. И этого было достаточно. Всего мгновение, и я перемахнул на водительское кресло, утопил педаль газа в пол, скрываясь за поворотом.

Левин прав…

У любящего человека много болевых точек, и он их все знает.

Из-за той истории и так многие пострадали, потому я больше никем не имею права рисковать!

Внутри разливалась лава ярости. Я еле смог справиться с ней, телефон в руках трещал от силы хвата, но я сумел дозвониться до Алисы, чтобы узнать, как там Марина.

– Тём, она плачет и зовет тебя. Доктору даже пришлось сделать укол, чтобы поспала, – всхлипнула Лиса.

– Звони мужу, пусть приедет и побудет с тобой. А маму домой отправь, пожалуйста, а то там отец, перепуганная мать Марины и маленький ребёнок. Все, мне пора…

– Тёма!!!! – завопила Алиса, срываясь на плач. – Ты что задумал? Не смей!!!!

Я отключился, вырубил телефон, мчась по трассе в сторону мегаполиса, где живёт слабое место нашего бессмертного Левина.

Ехал на автомате. Не останавливался, не пил, не курил… Я просто видел цель, а остальное блокировал.

Мой гнев распаляли воспоминания. Моя сильная девочка шла одна через лес, пытаясь спастись от подонка.

И дело даже не в том, что он искалечил жизнь мне, моим родным и близким. А дело в том, что он на этом не остановится.

Зверь, вкусивший прелесть свежей плоти, уже никогда не будет щипать травку. Осознав, что ушел от ответственности раз, он будет повторять своё