до бесконечности, не замечая, что мерзнут ноги в тонких колготах, но он почувствовал ее. Обернулся. Одним замахом вогнал топор в пень. Подобрав дрова на руки, кивнул Юле в сторону бани. Развернувшись, пошел первый.

У нее ноги отнялись. Неужели, намек? Или что? Полки протереть?

«Надеюсь, Юль, твоей пятой точкой» — женское либидо состроило точный прогноз на ближайшее время.

Воровато оглянувшись на окна, она посеменила следом, едва сдерживая себя, чтобы не запищать от радости, прикусив нижнюю губу. По юлькиному телу, голодному до ласк, волнами заходило желание. Сердце зашлось в ритме шагов, на щеки полыхнуло жаром.

Юля заскочила, пригнувшись в предбаннике и тут же оказалась в жестком захвате. С ее плеч был сорван пуховик. Трикотажное платье задралось до пояса. Нижнее белье поползло вниз. Голова оказалась между двух висящих березовых веников.

— Се-ре-жа, — прерывисто выдохнула она. — У тебя руки холодные-е-е.

«Как же с ним тесно, не развернуться. Тут вообще вдвоем уместиться можно?» — у нее голые колени уперлись в деревянную лавку, больно и очень неудобно. Ухнула, когда в бедра вцепились уверенно пальцы, подтянув под нужным углом, заставляя выгнуться в спине.

— Сейчас и согрею, — зашипел Травкин заполняя ее собой.

Все потеряло значение: место, холод, задуваемый через не полностью закрытую дверь, тревоги, сомнения… Мужское и женское слились воедино, забывая в этот самый момент о проблемах, разногласиях, своих установках. Стало жарко, как он сказал… Как говориться: «Мужик обещал, мужик сделал!», поставив финальную точку обоюдным оргазмом, прострелившим два тела насквозь.

Напряжение спало. Дурман в голове постепенно рассеивался.

— Ты кричала, пришлось рот заткнуть. Извини, — Сергей по-армейски быстро привел себя в порядок, пока она неловко копошилась, один раз упав голым задом на лавку. А этому хоть бы хны. Зашел в баню и открыл заслонку печи, начав подбрасывать поленья в топку. — Юль, парилась когда-то в бане? — в его глазах плясали огненные черти.

— Нет, — ответила просто и представила, что Сергей отхлещет ее голую веником. Сглотнула.

«Сплошная романтика с Травкиным» — Юля с сарказмом посмотрела на дырку в капроне, которая пошла стрелкой вниз. Потом глупо улыбнулась. Какие там колготки? Рядом ее мужчина. Совершенно точно ее. И если Сергей еще не понял, то…

— Поцелуй меня? — сказала тихо Юля, сидя на лавке, сминая в руках край платья. Ресницы подрагивают. Ноги в коленях сжаты, и вниз расходятся v-образно до косолапо расставленных стоп в ботинках. Самой себе Юля казалась трогательной в этот момент, открытой и беззащитной. Только помани…

Огонь в его глазах потух. Властные губы поджались. Травкин медленно повернул голову в ее сторону.

— Юль, не начинай, — нашарив в кармане пачку сигарет, он щелкнул зажигалкой, прикуривая одну. С противным скрипом закрыл дверцу печки, лязгнув задвижкой. — Я никогда не женюсь на тебе. Никогда не стану отцом твоим детям. Я просто друг, Юль… И ничего больше. Не занимайся самообманом, — отповедь выходила с дымом, отравляющим небольшое пространство между ними.

Травкин смотрел ей в глаза и верил сам, в каждое сказанное слово.

— Еще скажи, что пожелаешь счастья с другим, — хмыкнула Юлия, качнулась, будто ее толкнуло в сторону. Березовый веник зашелестел, погладил по макушке, жалея влюбленную дурочку.

— Потом поймешь, что я был прав, Юль.

— К пенсии, когда внуков буду нянчить? — она отвела взгляд, подумав, что зря поддалась эмоциям и подняла тему. Травкин нового не сказал. Секс для него ничего не значит.

Но, все равно обидно, что снова щелкнули по носу, поставив на место.

Глава 33

Юля с Дашей успели сходить в парилку, пока парни жарили шашлыки. Коська немного покашливал, поэтому мать не рискнула его греть. Распаренные, они вышли, укутавшись в полотенца на голове. Помахали мужчинам и получили синхронное пожелание «с легким паром». От запаха жареного мяса можно было слюной подавиться.

— Скоро будет готово. Девчонки, идите, не мерзните после бани. Мы принесем, — доложил Травкин, переворачивая шампура и подмигивая Костику, набивающему рот куском хлеба.

Женская часть коллектива пили чай за столом и смотрели в окно, как Коська бегал и кормил воробьев, которые дрались за крошки хлеба.

Так и ее жизнь, Юлина, не знаешь, урвешь ли ты свое женское благополучие или как тот коричневый пухляш, нахохлишься от неудачи, жалобно чирикая вслед более успешному воробью.

Была обида, да сплыла. Нет смысла дуться, если сама виновата, что еще верит в сказки в тридцать четыре годика. Себя тоже нужно хоть немного уважать, поэтому Юлька отчаянно делала вид, что ничего не случилось. Она решила, что больше не станет ждать от Сергея цветов и ласковых слов. Не ее случай. Юля разрешила себе жить дальше без камня разочарования за пазухой.

Дарье же сияла ярче лампочки, не сводя с Артема влюбленных глаз и ее дыхание превращалось в азбуку Морзе, выдавая первые зародившиеся чувства. Парень внешне вообще не похож на Травкина, так и не скажешь навскидку, что родственники. Тема голубоглазый брюнет, пока угловатый, как все подростки. Лет через несколько, из него выйдет шикарный мужик, на которого будут вешаться женщины. Но, как все будет не знает никто.

— Принимайте мясо, хозяюшки! — Сергей поставил кастрюлю на стол, куда снял с шампуров шашлык, прикрыв сверху крышкой, чтобы не остыло, пока они сходят с племянником в баню.

Шумно засуетились оставшиеся. Юля младшего сына раздевала и умывала, когда тот приплясывал от нетерпения усесться за стол. Дарья раскладывала тарелки, и разные соусы в пакетах. Свое почетное место занял салат, который они с Артемом настрочили из овощей. Порезан хлеб.

— Кушать! — требовал Коська, стуча вилкой по столу.

Его личико все еще было красным после гуляния и серые, как у матери глаза искали, что бы стянуть. Юлька достала пару кусков мяса и порезала их на более мелкие.

— Ох, мать, зря ты это. Большому куску рот радуется, — пришел Травкин, который сделал первый заход в баню и накинув большой халат, примостился рядом с Юлей.

От него потянуло жаром и запахом чистого тела. По вискам стекали крупные капли пота. Покраснев как маков цвет, Юлия делала вид, что не замечает его оголенной груди в распахнутом халате и волосатых ног в резиновых сланцах.

— Ух! Я еще снегом обтерся! — хлопнули двери за Артемкой, и он тоже с голодным рыком напал на еду.

Юля любит такие моменты, когда все довольны и все едят. Это женское, глубинное — накормить семью. Пусть они странная семья, с непонятным статусом. Срать, что там думает Травкин по этому поводу. Она не обязана с ним соглашаться.

Словно, почувствовав ее настрой, впалые