после снятия показаний он отправил домой на такси. Потом Юлька отзвонилась и сказала, что они доехали. Звала на ужин.

Ужин ему только снится.

— Но, не позвонил. Телефон мы твой проверили, нет намека на набор в экстренные службы. Куда хотел ребенка увезли? — он провел большим пальцем по шраму, прищурив один глаз.

Глазки у плюгавого мужика не бегали, руки не дрожали. Ему заклеили разбитый нос пластырями крест-накрест. У Танюхи из выездной фельдшерской бригады своеобразное чувство юмора. Могла и зеленкой всю рожу замазать, за ней не заржавеет. Филиал ада работал на полную катушку. Уезжая, она пошутила, что отбитые почки принимает только по вторникам, сегодня выходной.

Что-то не давало Сергею плюнуть и просто закрыть мужика на трое суток в камеру, до выяснения обстоятельств… Он еще раз взглянул на документы. Погодин Иван Иванович. Хорошо, хоть не Иванов. Не женат. Не судим. Не привлекался. Детей нет. Обычный невзрачный тип, подбешивающий своей малахольностью, как отмороженный. Сидел на стульчике ровно и специфически улыбался чему-то своему. Никому не звонил, никуда не рвался, словно Ваньке все равно, где находится в полиции или на прогулке.

Взяли отпечатки и слюну на ДНК, и волосы… Травкин настоял, вызвав лаборантов. С ним спорить себе дороже.

— Чего молчишь, придурок? — руки чесались отпиздить его. Ногами. Плевать, что Танька почки сегодня не принимает.

— Я все сказал. Вы все записали. Мне добавить больше нечего, — И голос у него противный такой, писклявый, тоненький.

— Сергей Борисович, — в дверной проем всунулся капитан. Он не ожидал увидеть задержанного, думал шеф уже свободен. — Можно на минутку? — мотнул головой, чтобы тот вышел в коридор.

«Сиди мне!» — серые глаза предупреждающе сверкнули на Погодина и тот втянул голову в плечи.

— Женская рука, которая найдена в вашей машине принадлежит третьей пропавшей. Срезали с трупа. Вот заключение, — протянул бумажку.

Травкин оскалился. Не подвела чуйка тогда на даче. Не подвела… Да, попал впросак, не проверив сразу багажник. Все отдыхающие устроили ему демарш с забастовкой, назначив виноватым за отъезд с дачи. У Травкина и глюкануло.

— Что на площади делал? — шел пятый час допроса. Больше шести никто у него не выдерживал. Погодин обмяк на стуле и хлопал сонными мутными глазами.

— Елку приехал посмотреть. Новый год же… — зевнул громко подозреваемый, со смачным челюстным хрустом.

За окном кружился легкий снежок, сверкая от косых лучей фонаря. Сергей не любил зиму. Зимой висяки припорашивает снегом, а по весне они оттают и впахивай Травкин круглыми сутками напропалую.

Полковник пошлепал губами и подался вперед, чуть грудью не лег на стол, заваленными бумагами. Стальные глаза поймали суженые расслабленные зрачки Ивана.

— Женщин, где держишь?

Глава 39

Тридцать первое декабря, а Травкин, сутки не спавший, смотрит на мужчину, которому слезы падают на воротник. Муж последней жертвы опознал руку супруги. Обхватив голову руками, качался как маятник: «Леночка, моя Леночка». Спина сотрясалась от тихого рыдания. Его согнуло пополам от горя.

Без вести пропавшая — это еще надежда, малюсенькая такая, со спичечную головку… Но, надежда. И вот у тебя отняли последнее. Только рука с обручальным кольцом. Что хоронить?

Сергей натер, наверное, дыру на затылке, не зная, куда себя девать. Лучше в прорубь с моста, чем приносить такие известия близким родственникам.

— Вы найдете убийцу? — вскинул вдовец воспаленно-красные глаза на полковника.

— Найду, — уверенно кивнул Травкин, дернул головой так, что позвоночник хрустнул. Оскалился по-звериному, раздувая ноздри.

— Как найдете, дайте знать. Всего две минуты с ним хочу побыть. Наедине. Большего не прошу… — он замолчал, впав на какое-то время в транс и смотрел в одну точку широко распахнутыми глазами. — Что мне дочери сказать? Как объяснить? Мы ей твердили, что мама уехала к родственникам далеко на Север.

— Мне жаль, — Сергей смотрел на сложенные свои руки на столе, которые слишком сильно сжимали шариковую ручку.

Как только убитый страшными известиями мужик ушел, Сергей схватил телефон и позвонил Юльке.

— Я приеду на обед?

Травкина тошнило от горечи выкуренной пачки сигарет за ночь. И просто тошнило от сраной ситуации с маньяком.

— Да, конечно. Буду ждать, — в ее голосе прозвучала нескрываемая радость.

Сергей вошел в квартиру, где пахло холодцом и пирогами. Скинул обувь и повесил куртку. Умылся.

Зашел на кухню, где крутилась Юля.

— Привет, перебежчик, — потрепал волосы у Коськи, сидевшего за столом и выковыривающего из заготовки для оливье зеленый горошек.

— Юль, много не накладывай. Буквально две ложки, — он посмотрел, что хозяюшка наливает ему в тарелку солянки.

Юлька недовольно нахмурилась, положив супа в глубокую тарелку «от души». Сверху вальнула большую ложку сметаны. Поставила ближе к кормильцу нарезанный хлеб.

Полковник сделал две ложки. Откинулся на стену направо, прикрыв глаза. И уснул.

— Папа шпить, — Костик спрыгнул со своего места и подошел ближе, заглядывая в лицо мужчины снизу-вверх. Встав на цыпочки, стянул кусок хлеба со стола.

Юля прикрыла ладошкой рот. Папа? Она не учила сына называть Сергея папкой. «Надеюсь, он не услышал» — обхватила мальчика за плечи и стала выталкивать из кухни в комнату поиграть. Хлеб отбирать не решилась, чтобы не заорал. Придется потом заметать крошки, но это меньшее из бед.

Вернулась обратно и тихонько опустилась напротив, комкая в руках кухонное полотенце. Какой же он смешной, когда спит. Как Колобок с оттопыренными ушами, только щетина на подбородке и скулах то ли серая, то ли седая. Он кажется ей красивым. Вот, правду люди говорят, что красота в глазах смотрящего. В носу стало щекотно, а в груди горячо. У нее горло перехватило в спазме. Хотелось заплакать…

Юля встрепенулась, смахнув слезу. Пошла к духовке, проверить выпечку и нечаянно дверцей хлопнула. Замерла, боясь обернуться с прямой спиной, словно спицу проглотила.

— С чем пирог? — спросил хриплый голос.

— С капустой и курицей, — быстро протараторила Юля, смущенно заправляя пряди волос за уши.

— Хорошо. Люблю капустный.

— Ты… Ты останешься? — спросила не оглядываясь назад, зная заранее ответ. Травкин говорил, что в Новогодние дежурит.

— Подойди к окну, — полузакрытые серые глаза как у сытого волка, следили за ней внимательно. — Видишь вышку сотовой связи?

Юлька отодвинула тюль и кивнула.

— После полуночи я выпущу сигнальную ракету. Красную. Она будет отличаться от фейерверков. Скажи детям, что от меня.

Юля всхлипнула, и снова закивала. Боялась почему-то обернуться, чтобы не показать свою слабость.

— Ну, все. Если нужен, звони.

Двери закрылись. Травкин не забыл в замке повернуть ключом.

«Если нужен…» — с грустью подумала Юля, продолжая смотреть на вышку. Знал бы лысый черт, как нужен?! Но, она