— Нисколько.

— А жизнеописание примечательное… До нынешних своихпостов, чинов и звёзд Аркадий Михайлович дослужился, будучи в своё времязаагентуренным студентиком, близким к народовольцам. Ничего необычного, вобщем, — Сергей Васильевич Зубатов, недюжинный мастер политического сыска,тоже в юности из революционеров в секретные сотрудники угодил, до полковникадослужился, Московским охранным заведовал, начальником Особого отделаДепартамента полиции был, хоть и недолго. Вы его уже не застали, а мы былиприятели… В том-то и фокус, что Сергей Васильевич — человек совсем иного склада,нежели Гартунг, каторжник беглый… Именно что так, я не преувеличиваю. На заресвоей карьеры был Аркадий Михайлович подведён к обосновавшимся в Парижегосподам из «Народной воли» — когда заграничной агентурой в Париже ещёРачковский заведовал. И никак этих господ было не взять под жабры — дурилафранцузская Фемида, как многие её европейские сестрички, политическихэмигрантов не выдавала, исключительно уголовных. Вот у Гартунга и промелькнуласветлая идейка: а ежели эти самые народовольцы в Париже организуют мастерскуюпо выделке бомб, дабы этими бомбами злодейски покуситься на самого государя?Откровенно говоря, никогда я не был сторонником столь явных провокаций, но чтоподелать, не было другого способа зверюг прижать… Идею доложили самомугосударю, государь одобрил. И выплыл в Париже молодой политический изгнанник изРоссии, господин Ландезен, втёрся к народовольцам, на «деньги богатого дядюшки»помог им мастерскую поставить. А потом французская полиция, неведомыми путямиоб этом узнавшая, сделала налёт, готовых к употреблению бомб захватиланесколько чемоданов. Тут уж была, легко догадаться, чистейшей воды уголовщина,и Фемида французская на сей раз грозно нахмурилась, враз выдала Россиибомбистов. Взято было изрядное количество народовольцев, десятками считали, ктона виселицу пошёл, кто на каторгу, кто в тюрьме обосновался. «Народная воля»такой удар получила, от которого никогда более оправиться не смогла, а там итихо, естественной смертью, скончалась. Самое пикантное было — что организатормастерской, бомбист Ландезен, первым под французским судом оказался, заочно,правда, ибо вовремя исчез и разыскан никогда не был. Однако заочным образом егок пяти годам каторги французы приговорили. А через некоторое количество лет,когда Рачковский впал в немилость у государя, на смену ему в Париже объявилсявице-консул посольства российского Аркадий Михайлович Гартунг, в коем ни однасобака уже не узнала бомбиста Ландезена, каковому до сих пор в случае поимкиего доблестной французской полицией пять лет каторги положено… Занятнаяистория? Характеризует нашего героя? Так что вы уж там осторожнее, АлексейВоинович. Может я, старый дурак, понапрасну паникую, но бережёного, знаете ли,Бог бережёт… Ну что, пойдёмте? Вот-вот вашему поезду отправление объявят…

…Сидя под ровно горящим газовым рожком, Бестужев читалпухленькую книжку карманного формата, в красном переплёте, с красным жеобрезом: знаменитый «Спутник туриста» под редакцией Филиппова, четвёртоеиздание. Путеводитель именовался «Западная Европа» и был крайне популярен уроссийских граждан, собравшихся за границу.

Таня Иванихина сказала как-то, искренне веря в свои слова:«Я слышала, есть ещё и заграничные командировки? Это, наверное, очень весело испокойно: рестораны, дамы, свидания с агентами при поднятых воротниках…»

Он так и ответил: ну конечно же, заграничные командировки —вещь весёлая и спокойная, к чему было объяснять ей истинное положение дел…

Вот и читал теперь о знаменитых достопримечательностях Вены— на которые у него, разумеется, так и не нашлось времени. Собор СвятогоСтефана он видел пару раз, но исключительно проезжая мимо него вдали, вочередной раз торопясь на очередное важное событие. Оказывается, в одной извнутренних часовен собора находится саркофаг императора Фридриха Третьего,умершего в 1493 г. — замечательной работы, из красного и белогомрамора. И орган собора — один из лучших в Европе. В Историко-художественноммузее хранится главнейшая часть императорских сокровищ и регалий. ГалереяЛихтенштейна — одно из богатейших частных собраний живописи в свете, болеевосьмисот картин старых мастеров: Рубенс, Ван Дейк, старые голландцы иитальянцы, а также фарфор и майолики. На холме Глориэтта в садах Шенбруннаустроен красивый величественный портик, от которого открывается великолепныйвид на Вену — как и с колокольни Святого Стефана…

Он читал механически, ради скоротания дорожной скуки. Ничутьне жалел, что не осмотрел подробно ни одной достопримечательности и нелюбовался подолгу великолепными видами дунайской столицы. Не было у него такойпривычки — изучать достопримечательности и любоваться видами…

Стук в дверь ничуть не походил на деликатные усилиявышколенного проводника — грубовато стучали, с непринуждённостью российскогополицейского урядника. Направляясь к двери, Бестужев, в общем, беспокойства неиспытывал: по собственным наблюдениям мог ручаться, что в поезд не уселся ниодин из его по-настоящему серьёзных неприятелей-конкурентов. А тайную полициюожидать было бы глупо: не стали бы они выжидать, когда «Ориент-экспресс»удалится от Вены на час пути, а потом уж ломиться в дверь. Правда, на всякийслучай он сунул браунинг в задний карман — и готов был к любым неожиданностям,как по службе и полагалось.

Никаких неожиданностей, тем более опасностей, за дверью необнаружилось. В коридоре, устланном красной ковровой дорожкой, возвышался,чуточку покачиваясь не в такт легоньким покачиваниям состава, профессорБахметов собственной персоной. Он был в домашней тужурке с атласными стёганымилацканами, волосы и солидная чёрная борода немного растрёпаны, а главное — вкоридоре витал устойчивый аромат хорошего коньяка, употреблённого, судя по видусветила науки, совсем недавно и в изрядном количестве. «Ну что же, совершеннопо-русски», — подумал Бестужев без малейшего раздражения.

— Я видел, как вы садились в поезд, — сказалБахметов с широкой пьяноватой улыбкой.

Сейчас он мало походил на учёного с европейским именем —скорее уж напоминал Бестужеву лихих и забубённых шантарскихкупцов-золотопромышленников. Впрочем, насколько он помнил из прочитанных радилюбопытства бумаг, Бахметов как раз и происходил из старых ярославских купцов,потомственное дворянство он получил всего несколько лет назад с Владимиромвторой степени…

— Господин ротмистр, Алексей Воинович! — задушевносказал профессор. — А как вы смотрите на предмет совместно выпить хорошегоконьячку? Ехать нам долго, хотя и на экспрессе, такая скука, время всё равнобудет проведено бездарно… А? Или… — на его лице изобразилосьзамешательство. — Я слышал, есть какая-то инструкция, по которой жандармамразрешается пить исключительно в компании друг друга, дабы не выдать ненарокомгосударственных тайн…

Бестужев присмотрелся — нет, учёный муж не шутил, он былсовершенно серьёзен…

— Ну разумеется, — сказал он беззаботно. — Аещё нам разрешается жениться только на тех барышнях, чьи родственники служили вполиции или по жандармерии не менее четырёх поколений, и служба непременнодолжна быть беспорочной, что удостоверяется соответствующими бумагами…