— За чем же дело стало? — Бестужев осторожнозаводил собеседника. — Приличный оклад, государственное дело…

— Можно попросту, Алексей Воинович? Мы же сейчас, я такпонимаю, беседуем совершенно приватно… Неужели вы настолько уж циничны?Безбрежно?

— Я? — пожал плечами чуточку сбитый с толкуБестужев. — Ну, не сказал бы… Так, самую чуточку. Все мы, что тамлукавить, лёгким цинизмом отличаемся, да и профессия моя заключается отнюдь нев воспитании благородных девиц из Смольного института. Но вот безбрежнымциником, простите, я бы себя ни за что не назвал.

— Хотите сказать, что не дали ещё согласия?

— Представьте, не дал, — сказал Бестужев. —Размышляю вот…

— Ах, вот как? Ну, в таком случае примите мои извиненияза предположения о безбрежности цинизма вашего… Значит, тоже понимаете, скольнеприглядную роль вам навязывают.

— Вы полагаете, она так уж неприглядна?

— Непригляден в первую очередь сам комитет, —сказал Бахметов, опрокидывая стопку и лениво откусывая уголок рассыпчатоговенского печеньица. — На бумаге, да и в глазах общественного мнениявыглядит всё крайне прилично, я бы даже выразился, благородно и возвышенно. Ибосопровождается высокопарными словесами о преодолении отставания российскогофлота, о выводе его в число самых передовых по оснащенности новейшимитехническими достижениями… Красиво звучит, я согласен: Специальный комитет пооборудованию военных судов новейшими электротехническими аппаратами…Благороднейшее предприятие! — Судя по размашистым жестам, некоторойсбивчивости в речи и раскрасневшемуся лицу, до прихода к Бестужеву профессородну бутылочку коньяка уговорил-таки целиком. — Всяк, кто патриотическинастроен, рукоплескать должен и испускать восторженные крики! — Он вдругпонурился, подёргал бороду. — Алексей Воинович, вы же, как самирассказывали мне с Аверьяновым, наблюдали действие аппарата… На суше он,согласитесь, совершенно непригоден для войсковых нужд… или пригоден в степенисамой крохотной… скажем, при окарауливании крепостей и складов военногоимущества, верно?

— Да, пожалуй, — кивнул Бестужев. — Главное яуловил: пока аппарат в прямом смысле слова привязан проводами к источникуэлектрической энергии, в полевых условиях толку от него нет. Но военные судакак раз и располагают достаточно мощными источниками электричества…

Бахметов воинственно нацелился в него пальцем:

— Вы — кадровый офицер, не морской, правда, но какаяразница? Вы что же, всерьёз полагаете, что установка телеспектроскоповШтепанека на военных судах даст какое-то преимущество перед старыми добрымибиноклями и подзорными трубами? А?

Бестужев замялся. В конце концов, осторожно подбирая слова,произнёс:

— Да нет, особых преимуществ я тут не вижу.

— Выходит, австрияки отказались от аппарата по причинеотнюдь не тупости и косности? Наоборот, по здравому рассуждению пришли квыводу, что никаких преимуществ перед биноклями он не даёт? Так и в резолюциинаписали? Я же видел все бумаги… Рассматривая происходящее с этой точки зрения,приходишь к логическому выводу, что наши военные чины как раз и проявилитупость с косностью, ухватившись за аппарат изобретателя, дурные деньги на этовыбрасывая… — он широко ухмыльнулся. — Да нет, Алексей Воинович, я ине думаю оскорблять наших бравых генералов в недостатке ума. Они тут невиноваты, не от них зависит, просто-напросто дальногляды Штепанека на корабляхроссийского военно-морского флота будет внедрять его императорское высочество,великий князь Алексей Александрович, высочайший шеф оного флота. Совместно сфранцузскими промышленниками, коим будет передан заказ на производство огромнойпартии, даже какое-то акционерное общество создаётся — боже упаси, никакогоотношения к специальному комитету не имеющее и в каких бы то ни было с нимсношениях не состоящее… Ну а коли уж высочайший шеф военно-морского флота личносей прожект патронирует, ситуация понятная…

Профессор замолчал и, улыбаясь, стал разливать коньяк.

Бестужев искренне надеялся, что его лицо сейчас абсолютнонепроницаемо. Хотя потрясение, конечно, получилось приличное — ну вот теперь иполучили объяснение все загадки, нестыковки, тёмные места и мнимые нелепостиэтой истории. Ну, разумеется, высочайший шеф военно-морского флота, егоимператорское высочество великий князь Алексей Александрович. Ещё до этогонепринуждённо, изящно даже, с детской простотой переложивший в свой карманнесколько миллионов рубликов из ассигнований на флот. Ну а теперь подвернуласьновая оказия. Судя по всему, казённые средства на внедрение во флоте новинкиотпущены немалые — и основная их часть, к гадалке не ходи, вновь поплывёт в тотже высочайший карман… правда, на сей раз с французам придётся делиться…

— Вам не противно, Алексей Воинович? — неожиданнотрезвым голосом спросил Бахметов. — Мне — противно…

Мерзко было у Бестужева на душе, мерзко. Не все членыавгустейшей фамилии, императорского дома запачканы — но иные творят такое, зачто обыкновенный подданный российский, строго говоря, обязан в Сибирь по этапуотправиться знаменитой Владимиркой. Кроме Алексея Александровича, и великийкнязь Алексей Михайлович прикарманил немалые суммы, предназначенные напостройку военных кораблей, да вдобавок нагрел руки на авантюрной концессииБезобразова в Корее, из-за которой, собственно, война с японцами и началась.Его императорское высочество Михаил Николаевич изволят спекулировать земельнымиучастками на Кавказе. Великий князь Сергей Михайлович, генерал-инспектор всейартиллерии российской, оставил армию без тяжёлой артиллерии, а французскойфирме Шнейдера передал, по сути, монопольное право на поставку своих пушек вРоссию, при том что крупповские орудия не в пример лучше. Отдельные циники вОтдельном корпусе жандармов давно меж собой толкуют втихомолку о потаённыхпричинах такого пристрастия великого князя к Шнейдеру… Теперь, значит, иаппарат Штепанека в той же категории оказался…

— Ну-с? — с ухмылочкой спросил Бахметов, поднимаястопку. — Вы ведь, как человек взрослый и специфическую службуисполняющий, прекрасно понимаете, что сие означает? — Он наклонился черезстол, глаза сверкали хмельным весельем. — А интересно, Алексей Воинович,ни у кого из вашего грозного ведомства руки не чешутся… а?

Бестужев сохранял невозмутимость. Руки могли чесаться у всехбез исключения людей в разнообразных мундирах, призванных выявлять, пресекать,препятствовать и карать. Только никаких практических результатов последовать немогло — потому что на членов российского императорского дома российские законы,равно как и Уголовное уложение, не распространяются и применены к ним быть немогут…

— Что скажете? — с пьяной настойчивостью вопросилпрофессор.

Бестужев пожал плечами:

— А что я могу сказать? Ничто не ново под луной. Бываетнечто, о чём говорят «это новое», но это уже было в веках, бывших прежде. Непомните, кто это — Соломон или Екклезиаст? Я тоже не помню… Если вас, НикифорИванович, так уж интересует моё личное мнение… Вот именно, ничто не ново подлуной.