— Шутить изволите?

— Ну разумеется, — сказал Бестужев… — Вы жепервый начали, Никифор Иванович, мне и пришлось шутку поддержать…

— Значит, неправда?

— Сказочка.

— А мне говорили солидные, заслуживающие доверия люди…Экая незадача, ну что предстал… Так как?

— А несите, пожалуй что, ваш коньяк, — сказалБестужев. — Два русских путешественника в заграничном экспрессе простообязаны выпить… Вы, кстати, ничего не боитесь? Я слышал, у интеллигенциизаведено писать оскорбительные слова на воротах пьющих с жандармамипредставителей учёного сообщества…

— Вздор! — сказал Бахметов. — Хотя, конечно,радикальных элементов хватает… Сейчас принесу.

Он очень быстро появился, неся откупоренную, но непочатуюбутылку коньяка, небольшой кожаный футлярчик цилиндрической формы и газетныйсверток. Свалил всё это на полированный столик из красного дерева, и столикиноземного производства моментально приобрел какой-то очень русский вид.

Из футляра профессор достал серебряные походные чарочки, а вгазетном кульке оказалась целая россыпь венского печенья.

— Прошу извинить, но более подходящей закускидопроситься не смог, — сказал профессор, уверенной рукой наполняя стопкидо краев. — Хотя языками владею и неплохо, здешним проводникам невозможнообъяснить, что такое «принести закуску в купе». То предлагают в ответ на всемои разъяснения чай сервировать, то кофе, то в вагон-ресторан приглашают…Папуасы. Европа-с… Что вы улыбаетесь?

— Вспомнил классику, — сказал Бестужев. —Роман господина Лейкина «Наши за границей».

— Ну, вся интрига романа — недурственного, впрочем — натом и построена, что купчик с супругою ни единого словечка ни на одном изиностранных языков не знают, а мы с вами вроде бы учены… Ваше здоровье!

Он лихо осушил стопку, опять-таки ужасно похожий в этотмомент на шантарского купчину. Бестужев, секунду подумав, разделался со своейстоль же ухарски.

Когда приятное тепло разбежалось по жилочкам, он вспомнил онезаконченном деле. Следовало использовать знания господина профессора неоткладывая, — ибо тот явно не собирался останавливаться на достигнутом иоткровенно присматривался к стопкам с целью наполнить их вторично.

— Вот кстати, Никифор Иванович… — сказал Бестужев,извлекая из бумажника телеграфный бланк, беззастенчиво похищенный со столаочаровательной Луизы. — Вы ведь прилично владеете английским, я помню, какв Петербурге вы без запинки переводили английский патент господам генералам… Непоможете ли? «Париж» — это и так понятно. И адрес, в общем, тоже — бульварБатиньоль, номер дома и квартиры, некоему господину по имени Офис ДжеймсХорнер. А вот далее… В английском не силен совершенно…

— Позвольте-ка, — Бахметов забрал у негобумагу. — Э, батенька, вы и с именем промашку дали… «Джеймс Хорнер» — это,пожалуй что, и вправду имя. Но вот слово «оффисе» — то есть так оно пишется, ачитается как «офис» — у англичан означает бюро, контору, и прочее подобное. Этобюро некоего Джеймса Хорнера.

— Понятно, — сказал Бестужев. — А далее?

— Далее, далее… «Сегодня вечером выезжаю в Париж„Ориент-экспрессом“. В случае моего опоздания уделите всё внимание циркуЛабурба. Прибывает в Париж с грузопассажирским поездом номер семьсот три дробьпять…»

— Лябурб!

— Очень возможно, что и Лябурб, — сказалБахметов. — Но писано согласно законам английской фонетики, так что яименно так и читаю. А что, это имеет какое-то принципиальное значение?

— Никакого, — сказал Бестужев торопливо. —Там есть что-нибудь ещё?

— Да, конечно. «Посылка и почтари в цирке Лабурба». Воттеперь всё.

«Никаких загадок, — подумал Бестужев. — Как-то онанапала на след похитителей и точно знает, каким образом Штепанека увозят изАвстро-Венгрии, не привлекая внимания полиции. А в Париже, естественно,сообщники. Бюро, контора… Интересно. Подобные обозначения скрывают за собойнекую организацию: ну, скажем, бюро частного сыска, которое может заниматьсячем угодно, не возбуждая подозрений: частные сыщики для того и существуют,чтобы шмыгать с таинственным видом и обнаруживаться в самых неожиданных местах…Или, скажем, контора эта — парижское представительство какой-либо фирмы еёдядюшки-Креза, и в представительстве оном, вполне вероятно, имеются некие люди,обязанные оказывать всё мыслимое содействие. Ладно, посмотрим, кто кого.Позиции наши и возможности в Париже куда как крепки…»

Бахметов, потирая руки, взялся за бутылку:

— Ну что же, за успех парижского дела?

— Вот это — охотно, — сказал Бестужев. — Авас, значит, тоже передислоцировали в Париж…

— Ну разумеется. История ведь не кончена. Мало ли какаятам понадобится научная консультация… Что ж вы его так… упустили? В руках у васбыл…

— Случается… — сказал Бестужев понуро. —Ничего, в Париже сделаю всё возможное, и невозможное тоже…

Бахметов лукаво прищурился:

— Алексей Воинович, чистого любопытства ради… Вас тожеуговорили в Специальный комитет?

Бестужев впервые в жизни слышал о Специальном комитете всвязи с этим делом — и представления не имел, что это за зверь такой. Но узнатьхотелось: штафирка-профессор в такие вещи, изволите ли видеть, посвящён, а отофицера Отдельного корпуса почему-то скрыли…

Естественно, никак нельзя было спрашивать прямо: а о чём этовы, сударь, речь ведёте? Ну, в конце концов, жандармом Бестужев был опытным…

С самым спокойным выражением лица, не выказав ни малейшегоудивления, он, в свою очередь, спросил непринуждённо:

— Судя по слову «тоже», вас самого уже уговориливступить в Специальный комитет?

— Уговаривали, и настойчиво. Опасаюсь, что уговорыпродолжатся, если дело завершится успешно. Но что-то не лежит у меня душа кэтому новообразованному учреждению.

— Почему это? — спросил Бестужев с видом крайнегопростодушия. — Дело, в конце концов, государственное… Не выпить ли намещё, по стопочке?

Профессора определённо распирали некие эмоции. И послеочередной чарочки, воинственно выставив растрепавшуюся бороду, выпалил:

— Извините-с, Алексей Воинович! Вы вольны поступать каквам вздумается, в жизни никому судьей не был, но что до моей скромной персоны —позвольте уж оставаться в границах давно для себя очерченных моральныхпринципов. Проще говоря, пачкаться об этот комитет не желаю.

— Отчего же так сурово? — спросил Бестужев,изображая крайнее удивление. — Согласились же вы поехать с нами в Вену длянаучной, так сказать, поддержки, вот и в Париж едете… Участвуете в поисках, ужне отрицайте, самым активным образом.

— Вот именно! — сварливо сказал Бахметов. — Идалее намерен участвовать. Вы совершенно правы — поиски господина инженераШтепанека и покупка у него аппарата — дело и в самом деле, простите уж заскверный каламбур, государственное. Однако, будучи, так сказать, призван в рядыи поставлен под знамена, я не в полной мере себе представлял ситуацию. Не зналвсего. Спасибо, нашлись умные люди, объяснили, предложение сделализаманчивейшее, оклад жалованья по Специальному комитету, право же, баснословен…