Добрая тетка из районной поликлиники, которая уже не один десяток лет знала всю семью, а Ольге Ивановне искренне сочувствовала, без разговора выписала Светлане больничный, назначила лекарства и настойчиво посоветовала как следует высыпаться, пить успокоительный сбор и не брать в голову никакие неприятности. Услышав такую рекомендацию, Светлана чуть не разревелась. После развода с Аркадием, скандалов с Катькой, Пашкиного поступления в первый класс и появления в школе Надежды Александровны, которое стало последней соломинкой, сломавшей спину верблюда, Света жила как робот. Ей казалось, что весь мир вокруг существует только для того, чтобы добить ее, а тут, оказывается, надо просто пить валерьянку — и все будет хорошо.

* * *

— Светочка, дорогая, как ты себя чувствуешь? — Телефонная мембрана даже трепетала как-то по-особенному от того искреннего сочувствия, которое слышалось в голосе Ольги. — Я только вчера узнала, что ты заболела, так что прости, что раньше не позвонила.

— Да что, Оль, все нормально. Мне правда уже лучше. Но только до тех пор, пока я не подумаю, что надо на работу выходить.

— А ты не думай. Постарайся подольше на больничном задержаться.

— Придется. У Пашки в школе продленка только через полторы недели начнется, так что спасает меня только доброта нашей участковой.

— Вы визитеров принимаете? Мне хотелось бы тебя навестить.

— Конечно, Оль, о чем разговор. Буду очень рада.

— Вот и славно. Тогда я сегодня часа в три зайду.

Света вела Пашку из школы, а он не переставая тараторил — как называется ребенок коровы, когда в Австралии наступает зима, сколько будет два плюс один… Она почти не слушала болтовню сына, задумавшись о том, как давно не приходилось принимать никаких гостей. Взглянув на квартиру отстраненным взглядом, Света поразилась ее неухоженности. Все-таки у мамы силы уже не те, сама она после развода потеряла всякий интерес к домашнему хозяйству. Света уговаривала себя, что Ольга придет не смотреть по углам, а пообщаться с заболевшей приятельницей, но все-таки не могла не чувствовать напряжения. Она знала, что муж Ольги недавно закончил грандиозный ремонт, сменил мебель, купил новую стиральную машину. Ольга всегда смеялась, что, прожив с ней много лет, супруг так и не узнал о том, что хозяйка она никудышная. Он всегда сам принимал решения и воплощал их в жизнь…

— Мам, ты меня совсем не слушаешь! — Пашка остановился посреди дороги и требовательно теребил ее рукав.

— Прости, дорогой, задумалась. Что ты хотел?

— Я спрашиваю: песню «Катюша» Моцарт написал?

— Нет, ни в коем случае. Когда жил Моцарт, никакой «Катюши» близко не было.

— Да?..

Пашка был явно разочарован. Эту военную песню он искренне считал вершиной музыкального искусства. А фильм «Амадей», увиденный недавно по телевизору, убедил его в том, что лучшую на свете музыку мог написать только самый замечательный композитор, каким, несомненно, являлся великий австриец. По счастью, Павел не умел долго огорчаться. Пытливый ум подсказал ему выход из тупика:

— Но слова-то точно Пушкина?!

Ольга появилась в их квартире как волшебная фея. Запах дорогих духов создавал праздничную ауру, волна темных блестящих волос спадала на дивной красоты платок, наброшенный на стильный плащ, высоченные шпильки, казалось, должны были вот-вот переломиться — меньше всего эта женщина была похожа на школьную учительницу. И все-таки в душе она была именно настоящим «работником просвещения».

— Ну, кто здесь первоклассник?

Пашка, робея, подошел к необыкновенной тете, которая вытаскивала из пакета яркий шуршащий сверток. Детские пальчики не сразу справились со скользкой бумагой, Пашка пыхтел, от усердия высунув кончик языка. Наконец бумага поддалась. На обложке огромной яркой энциклопедии был нарисован динозавр, больше похожий на сказочного дракона. Ребенок замер в немом восторге.

— Вот это да! Как ты угадала? Он последнее время бредит этими динозаврами. Пашка, очнись! — Светлане пришлось потеребить сына, у которого от восторга явно в зобу дыханье сперло. — Скажи «спасибо» тете Оле.

— Спасибо… — выдохнул ребенок, прижимая к себе огромный том.

Наконец, когда охи и ахи были завершены, чай заварен, виноград и хурма, принесенные Ольгой, выложены на блюдо, а яблочный пирог извлечен из духовки, подруги расположились за кухонным столом. Быстро дав отчет о состоянии своего здоровья, Светлана стала настойчиво требовать рассказа о школьных делах.

— Слушай, Свет, оно тебе надо? Ты и так из-за этой дуры заболела. Так теперь хочешь себя помучить — послушать, как она над кем глумится в твое отсутствие? Забудь, расслабься…

— Оль, зачем ты темнишь? Если ты так сопротивляешься, значит, дела и в самом деле плохи. Так что не томи — хуже всего неизвестность. Я хоть буду знать, к чему готовиться.

— Смотри сама, мое дело предложить… Пока мне тебя порадовать нечем, но, может быть, пока ты выздоравливаешь, эта Баба Яга переключится на кого-нибудь другого?.. Но сейчас она злобится по-страшному. Уж не знаю, чем ты ей так досадила, но, когда ты на больничный ушла, она шипела, как кобра. Она уверена, что ты симулируешь, чтобы решать свои личные проблемы. А для нее, сама знаешь, наши личные проблемы — что красная тряпка для быка… Возбуждается по полной программе, на метле по всей школе летает, клянется, что выведет тебя на чистую воду.

— Господи, только этого мне не хватало. Сижу, никого не трогаю. Ну скажи мне — на фиг надо директору связываться с каким-то библиотекарем? — Светлана обхватила руками голову. — Когда же кончатся мои мучения?

— «Черт ли сладит с бабой гневной?» Что я тебе могу сказать… Плюнь, разотри. Ищи работу. Найдешь — хорошо. Не найдешь — потерпишь, в конце концов, не съест же она тебя. А потом все равно найдешь. Пока сидишь дома, сходи в службу занятости, в кадровые агентства, газеты посмотри… Знаешь, никогда не забывай: жизнь — она во-о-он какая, — Ольга широко развела руки, — а работа — вот такая… — Ее руки почти сомкнулись, оставив просвет шириной в пару сантиметров.

— Может быть, и так. При условии, что у женщины благополучная личная жизнь, хорошая семья. Тогда действительно можно на работе не зацикливаться. А тут…

— Так, может, стоит сосредоточиться на личной жизни?

— У меня ребенок маленький, мама старенькая…

— Не такой уж маленький — уже в школу пошел. И не такая уж старенькая — и работает, и с внуком сидит, и по дому помогает. Так что нечего стонать.

Светлана не любила таких разговоров. Она привыкла как щитом закрываться мамой и Пашкой от всяких мыслей о своей неудачной женской судьбе. А тут перед ней сидела Ольга, сумевшая совместить все: благополучие в браке, успехи на работе и внешность кинозвезды. Легко ей говорить об устройстве личной жизни — на нее до сих пор мужики оборачиваются, а в школе злые языки судачат, что любовь старшеклассников к факультативам по математике связана с красивыми ножками учительницы, которая, пренебрегая неписаными школьными законами, не желает их прятать под бесформенные юбки… А Свету необходимость купить хоть какую-то тряпочку загоняет в тупик, из которого нет выхода. Тем более — сейчас, после того, как пришлось собирать в школу Павлика. И жизнь в двухкомнатной «хрущевке» с ребенком, мамой, а часто и с сестрой романтическим настроениям не способствовала. Так что все разговоры об устройстве личной жизни Света привыкла или молча игнорировать, или обрывать, если уж очень приставали.