Джонас

Бег трусцой ненавижу, но практикую каждое утро, когда Сайлас дома. Трудно переставляю ноги по песку. Вязну. Скорость черепашья. У меня есть старый iPod, батарейка постоянно разряжается, но пока не сдохла. Бегая по пляжу, я слушаю металл. Раньше я его терпеть не мог – все это лязганье, весь этот скрежет. В последнее время – отвлекает. Глушит мысли. Сегодня, правда, не глушит.

Виви со мной уже без малого две недели, но сейчас мне требуется одиночество. Тревога подняла меня ни свет ни заря – вот так же Лия подскакивает в рождественское утро. На цыпочках я выбрался из спящего, непривычно тихого дома, оставил записку. Сел в машину, проехал несколько миль по побережью. Не хотелось бегать, как обычно, в черте города, по Мейн-стрит или по пляжной тропке. Требовалось выбрать место, где периферическое зрение не запружено воспоминаниями, где прежние «мы» не таращатся на меня, как зрители на марафонском забеге.

Бегу по следам целой стаи вопросов. Что нам делать? Сайлас и правда повременит с колледжем? Может, сказать уже Феликсу, что маме требуется врачебная помощь? И никто не отменял наследственность. У папы было слабое сердце; не пора ли мне провериться?

После папиной смерти я погуглил здоровую пищу. Теперь почти каждое утро варю овсянку. Похоже, братья и сестры понимают мой страх. Я, в свою очередь, стараюсь овсянку разнообразить – сдабриваю то арахисовым маслом с бананом, то кленовым сиропом с грецкими орехами, то клубникой с сахарной пудрой. Если младшие просят оладий, я выбираю рецепт с овсяными хлопьями и шоколадной стружкой. Не уверен, что пичканье овсянкой – панацея, но это лучше, чем ничего.

Папа был крупный мужчина. Не тучный, нет – просто высокий, широкоплечий, плотного телосложения. Виви сказала бы, что одну из прошлых жизней он провел в образе секвойи. Мы, все шестеро, сложением пошли в маму. Она среднего роста, узкокостная. У меня и Наоми темные глаза и волосы – сказывается папина сицилийская кровь. Остальные светлее мастью – как мама. С тех пор как умер папа, я всматриваюсь в лица Сайласа и Исаака, ищу и нахожу папины черты – форма носа, мимика, прищур. Феликс говорит, я с каждым днем делаюсь все больше похож на папу – но самому судить об этом трудно.

От этих мыслей меня избавляет Виви. Она живет в режиме овердрайва, за ней поспевать нелегко. Столько энергии на это уходит, что совсем нет времени сосредоточиться на собственном жалком бытии. Виви все заполнила новыми воспоминаниями; теперь моя жизнь стала «совсем как раньше минус папа». С подачи Виви мы целый час едем к ближайшему «Тарджету»[4], где катаемся по проходам на велосипедах, а Лия забавляется мячом-прыгуном, пока менеджер нас не выпроваживает. Виви вместе с Исааком сочиняет пьесу: «Давным-давно жил да был пекарь, и звали его Пол Пузан, и хлеб он пек до того вкусный, что по ночам в пекарню забирались разные зверушки, чтобы полакомиться». Спектакль всего один, Исаак в главной роли, укомплектован папиным поварским колпаком, подушкой вместо заявленного пуза и усами, которые Виви собственноручно рисует подводкой для век. Виви – художник по костюмам, режиссер по свету и Главная Мышь. Бека в одной сцене играет Второстепенную Мышь, в другой – Енота. Лия играет Белку, которая уговорила Пола Пузана печь для зверей хлебцы с желудями. Реквизит выпекал, разумеется, я; Сайлас и Наоми устроили овацию. Мама из спальни не вышла. Назавтра младшие поднялись к ней, разыграли несколько сцен. Она смеялась их глупому веселью, пока не разрыдалась. Я увел младших, оставил маму наедине с собой.

Это воспоминание заставляет прибавить скорости. Пятки горят. Виви всегда ровна со мной, не важно, угрюм я, сердит или обижен на своих. Ничего не знаю о сроках заживления душевных ран, знаю только, что Виви – умница, потому что не толкает меня вперед к новой жизни.

В прошлом году я встречался с одной девушкой, Сарой. До нее серьезно с девчонками не дружил. Так вот Сара толкала не хуже строительной груши. Как человек она мне до сих пор симпатична, как подруга – спасибо, я сыт. Сара – миниатюрная и настырная, как йоркширский терьер. Раньше мне нравилось, что она возглавляет чуть ли не половину школьных клубов. Сара из тех девчонок, что в начальных классах имеют все возможные скаутские значки и успешнее всех продают благотворительное печенье. По убеждению таких, как она, успеха достичь очень просто: достаточно решить, что делать, и делать это.

В первые дни после папиной смерти с Сарой было удобно. Потому что Сара – она знает, как надо. К любой ситуации готова. На похоронах у нее с собой была полная сумка одноразовых бумажных платочков. И даже пузырек детского аспирина – Сара предвидела, что у Лии от плача головка разболится.

А потом я стал Сариным проектом. Сама она сверхэнергичная, вся такая позитивно мыслящая и боевая. От меня требовалось решить быть счастливым и быть им, а я не смог; мое горе оказалось крепким орешком, Саре не по зубам. И тогда-то Сара стала скулить мне в уши, терзать барабанные перепонки.

– Джонас, – говорила она, – Джонас, ты, похоже, даже не стараешься быть счастливым.

А я думал: «Счастье! До него еще плыть и плыть. Как до Африки. Я угодил в шторм, меня крутит и вертит по-всякому». Сара про мою жизнь ничего не понимала. Мне претило, что она меня тащит за уши из океана боли.

Вот почему я с ней порвал.

Вот почему я не тащу маму из океана боли. Думаете, Сара всплакнула по нашим отношениям? Как бы не так. Она разозлилась. Неудивительно – проект в первый раз сопротивление оказал. Не дал себя завершить и получить зачет.

Я остался при своей тоске. Ключевое слово – «своя».

Разворачиваюсь, бегу к машине. Я взмок, теперь мне зябко. Все утро я себя мыслями терзал; пора и отвлечься. Лучше всего это делать у плиты. За пределами кухни помогает изобретение рецептов. Что, если приготовить салат из рукколы, грейпфрута и авокадо? И феты добавить? Заправка – уксус из шампанского. Посыпать орехами – например, макадамией. Или лучше без орехов? Не всегда рецепт на практике проверишь: ингредиенты, которые мне бы хотелось использовать, подчас недешевые. И покупать их непрактично для семьи из семи человек. Впрочем, мне полагаются чаевые – на прошлой неделе я подменял Феликса.

Сейчас денежный вопрос стоит довольно остро. Дом мои родители унаследовали от деда с бабушкой – по крайней мере, не надо платить по кредитам. Наших с Наоми и Сайласом заработков хватает на продукты и бензин. Финансовой частью ведает Наоми; она же обсуждает с мамой оплату счетов. Еще остались деньги от папиной страховки, но они не бесконечны. Через два месяца после папиной смерти, когда стало ясно, что мама в ближайшем будущем к реальности не вернется, Наоми поменяла нам тарифные планы на мобильную связь, хотя мы и так не шиковали, и вовсе отказалась от стационарного телефона, который папа считал необходимым. Знаете, в чем ирония? В том, что наша мама по специальности – бухгалтер. Раньше она занималась ресторанной бухгалтерией и заполняла налоговые декларации. Сейчас – не занимается.