Возле ресторана обнаруживаю машину Феликса. С чего это он к восьми утра прибыл, да еще и на машине? Он всегда пешком ходит. Папиным – то есть теперь уже моим – ключом открываю дверь служебного входа. Оказывается, это не Феликс приехал, это Элли, его дочка. Элли выглядывает из-за разделочного стола.

– А, Джонас! Привет. Я думала, это кто-то чужой.

– Привет, Элли. Что ты здесь делаешь?

– Ревизию морозильника. Только закончила.

Элли указывает на листок бумаги.

– Я думал, это вчера сделал твой отец.

– Просто я проиграла пари. Вчера вечером мы развлекались, папа с Линой против нас с мамой. Спорили на ревизию, и вот я здесь.

Элли выходит из-за стола. Ее сходство с матерью бросается в глаза. Раньше вроде оно не такое сильное было. Элли ростом почти с меня, долговязая, тоненькая. В руке у нее сковородка.

– Ты что, и омлет заодно решила пожарить?

Элли морщит нос.

– Да нет, просто схватила, что под руку подвернулось. Говорю же: я думала, взломщик лезет.

– С собственным ключом?

– Кто их разберет, взломщиков.

Элли делает широкий округлый жест, будто у нее в руке не сковородка, а шпага. Будто у нас дуэль намечается. Мне смешно.

– А ты зачем так рано приехал, Джонас?

– Чаевые из сейфа забрать. Я твоего отца на прошлой неделе подменял.

– Понятно.

Элли улыбается, встает на цыпочки, тянется к верхней полке, чтобы задвинуть туда сковородку. Раньше я думал: наверно, она йогу практикует или что-нибудь в этом роде, очень уж она спокойная. Движения плавные, голос размеренный, тон всегда ровный.

– Я рада, что мы встретились. Как лето проводишь?

– Всё… в порядке. Спасибо. А ты?

Элли пожимает плечами:

– Отлично. Гостила у бабушки, недавно вернулась. Еще, считай, все каникулы впереди. Вот в ресторане решила подработать. Говорят, у тебя новая девушка. Это тебе на пользу.

– Что? А, ну да.

Виви и правда моя девушка? Мы знакомы всего две недели, а по ощущениям – целое лето. И все же я насчет ее статуса сомневаюсь. Она, конечно, стала бы меня дразнить, если б я вопрос поднял. Порой Виви ведет себя со мной, будто я – ее парень, порой – будто я просто друг, но с привилегиями, порой – будто эксперимент надо мной ставит. Прощупывает меня – не в прямом смысле, конечно; задает странные вопросы.

– Джонас, а вы на костер идете? Уже ведь скоро – через неделю. Хочу познакомиться с твоей новой подружкой.

Элли проскальзывает в кабинет, кладет опись на стол.

Костер – это наша традиция. Ежегодное мероприятие для жителей Верона-ков и еще двух ближайших городков. Проводится сразу после Дня независимости.

– Наверно. Мы и жребий уже тянули. С младшими сидеть выпало Сайласу. Я точно иду, Наоми тоже собиралась.

Элли смотрит мне в глаза, хмурится.

– А что, разве твоя мама куда-то уехала?

Ну я идиот. Проговорился, что мама не в состоянии присмотреть за младшими.

– Нет. То есть да. Типа того. Просто ей именно пятого июля приспичило поехать к старой подруге. Что-то они там наметили.

– Вот как.

Элли выходит из кабинета, проскальзывает мимо меня, улыбается нерешительно.

– Ну, тогда до встречи.

Поверить не могу, что наврал Элли. Помню, в одиннадцать лет я здорово разбил колено. Бежал за Сайласом и Диего – это брат Элли; пытался не отстать. Элли, даром что ей только десять было, выдавила мазь на ватный шарик, приложила к моей коленке, заклеила пластырем. Она очень хорошая, Элли; без вывертов.

Вхожу в кабинет, делаю шаг к сейфу. Ищу пакетик со своим именем. На выходе встряхиваю головой, улыбаюсь. Как обычно, бумаги по всему столу разбросаны, скотчем к стене приклеены. Феликс, совсем как папа, придерживается принципа «это не бардак, раз я знаю, что где лежит».

Внезапно взгляд падает на красную печать. Возвращаюсь к столу. Конверт, буквально вопящий надписью «Просроченный платеж», полуприкрыт другими бумагами – и все же я беру его. Под ним еще несколько таких же, с красными печатями. Все – на папино имя. Ну и какой прок от овсянки и пробежек? Вот прямо сейчас и умру от инфаркта.

В дверь стучат. Подпрыгиваю. Хватаюсь за сердце, пытаюсь унять его. Прячу конверты обратно под бумаги.

Я думал, это Элли что-то забыла и вернулась. Но под дверью стоит Виви.

– Ой. В смысле, привет.

– Шла на работу, смотрю – твоя машина.

Виви явно чем-то недовольна. И даже обижена.

– Что это за девчонка сейчас отсюда вышла, а?

– Девчонка? Так это ж Элли. Дочка Феликса.

Поклясться готов: у Виви губы дрожат.

– То есть ты был здесь с ней наедине?

Вот черт. Кажется, попал.

– Ничего подобного. Я заехал чаевые забрать, а она тут ревизию морозильника проводила.

Виви сверлит меня глазами, фиксирует каждый жест.

– Она – хорошенькая.

До сих пор я видел Виви исключительно в приподнятом настроении. Не пойму, дразнит она меня или что. Может, ревнует? Злится? Конечно, я ничего предосудительного не сделал, но как быть?

– Вив, я ее всю жизнь знаю.

Виви задумывается.

– То есть она тебе вроде сестры?

Вообще-то нет.

– Ну да.

– Неубедительно звучит, Джонас.

Виви складывает руки на груди, ждет, что я стану оправдываться.

Ладно, сменим тактику, не будем защищаться. На обидные слова ответим словами приятными. Это нетрудно, потому что я не собираюсь лукавить.

– Вив.

– Что.

– Я только о тебе и думаю. Другие девушки для меня не существуют.

Это чистая правда.

Виви улыбается почти застенчиво – нетипичное для нее поведение. Затем растягивает алые губы. Улыбка теперь таит некий замысел. Не дав опомниться, Виви прыгает на меня, повисает на шее. Целует так, будто у нее легкие отказывают, и единственный источник кислорода – это я.

Если б до знакомства с Виви меня кто спросил: «Хочешь, Джонас, с такой девчонкой встречаться, которая вся от страсти пылает?» – я бы ответил: «Конечно». А сейчас скажу: из всех вывертов Виви этот – лезть с поцелуями без учета моего настроя – больше всего меня с толку сбивает. Есть у Виви такая привычка – бросаться с места в карьер. Вот она даже не глядит в мою сторону – а через секунду впивается мне в губы, словно десять лет на необитаемом острове проторчала одна-одинешенька.

В целом мне это по вкусу. Только я не могу целоваться с Виви в кухне, где папа работал. Да еще эти конверты с красными печатями. Я слишком заморочен, чтобы ответить Виви должным образом. Мне все кажется, в любой момент папа может войти и под домашний арест меня посадить аж до Страшного суда.