– Нет, не музыкант. Впрочем, раньше у меня и в самомделе была довольно интересная профессия, которую можно смело назватьтворческой, но об этом как-нибудь в другой раз. Я давно уже на пенсии, и всямоя жизнь – это дом и сад.

Он встал, и Макар понял, что пора прощаться.

– А на старика Афанасьева вы не сердитесь, –посоветовал Валентин Ованесович, провожая его до калитки. – Просто оченьуж он нашу Эльвиру не любит, прямо трясет его всего, когда слышит о ней. Так-тоон человек хороший. Даст бог – познакомитесь, он вам про жизнь свою расскажет.И вот еще что…

Он остановился, наполовину вытащил из пачки очереднуюсигарету, но, поколебавшись, вбил ее обратно.

– Эльвире-то не говорите, что мы с вами беседовали. ВАнтошу Соколова она была не на шутку влюблена, и вспоминать о том времени ей,должно быть, неприятно. Человек она мягкий, расстраивается легко… Не хочу ееобижать. Да и чтобы она на меня обижалась не хочу, по совести говоря.

– Мягкий? – переспросил Илюшин. – Подождите,вы же говорили, что Эльвира – собранная и жесткая. Или не так?

– Говорил… Так это раньше было. Возраст – он всехменяет, вы еще на себе это прочувствуете.

Корзун подмигнул Макару и ушел в дом.

Около семи вечера Ксеня закончила писать письмо вбельгийский питомник мэйн-кунов, отправила его и облегченно откинулась наспинку стула, поглаживая Гэндальфа по гладкой голове. Расцветки кот был редкой:черный, с серой маской на морде и серебристой манишкой. Письмо касалось именноего: Ксения Ильинична благодарила хозяйку питомника за то, что та год назадсогласилась продать ей кота, и посылала фотографии Гэндальфа, превратившегосяиз худого котенка с непропорционально длинными лапами в мощное красивоеживотное с хорошей посадкой головы и характерным для породы «суровым»выражением лица.

У кошек, конечно же, были именно лица, а не морды – Ксеняникогда не сомневалась в этом. Кошачьи лица могли быть умными или не очень,добрыми или злыми, хитрыми и проказливыми, но почти всегда они были красивыми,если только не попадалась какая-нибудь особенно пакостная кошка, избалованнаяхозяевами. На таких животных страстная любовь Ксении Ильиничны нераспространялась.

Вернувшись из Анненска в родной Тихогорск, Пестова зналаточно: больше она не хочет работать в больнице. Небольшие накопления позволялией протянуть без работы около полугода, а родители двумя руками поддержали еерешение вернуться к ним: бывший Ксенин муж им не нравился, и без дочери онискучали.

Ксения потихоньку начала искать работу, сама не зная, чем жеона сможет заниматься в Тихогорске. Определила род ее новой деятельности чистаяслучайность: состоятельная подруга попросила Пестову съездить за компанию вМоскву – там она из чистой прихоти купила котенка редкой и дорогой породы,выбрав его по Интернету и списавшись с хозяйкой. Ксения согласилась и двумяднями позднее уже входила в большую квартиру на окраине Москвы, где на стульях,креслах, шкафах и диванах сидели коты и кошки – крупные, длинные, с широкимилапами и высоко поставленными ушами, заканчивающимися рысьими кисточками.

В первые несколько минут Ксения потеряла дар речи от такогоколичества кошек – и каких! Пока подруга разговаривала с хозяйкой ирассматривала котенка, она уселась на полу и следующие двадцать минут провеласреди любопытных кошачьих лиц, длинных и умных, тихого мелодичного мурлыканья,осторожных прикосновений, выгнутых пушистых спин… Рыжий кот снисходительнонаблюдал за ней со шкафа, щуря раскосые глаза, а кошки и подросшие котятаходили вокруг ошеломленной и восхищенной Ксении, знакомились с ней, наперебойразговаривали, перебивая друг друга, и из их мурлыканья складывалсяудивительный кошачий разговор.

– Мря? – спрашивала дымчатая кошка с раскосымисерыми глазами.

– Мря! – соглашалась другая, полосатая, скороткими белыми усиками, смешными пучками торчавшими из бархатных щек.

– Мырр-р! – возражали со спинки дивана. –Пр-пр-бырр!

– Оуяу-йяу! – подавал высокий голос долгомолчавший черный кот, не в силах больше слушать всеобщее пустословие. –Миу!

Из медитативной погруженности в кошачье общение Ксеню вывелголос подруги.

– Уезжаем, – рассерженно сказала она, не обращаявнимания на обращенные к ней «рысьи» морды. – Пустая получилась поездка.Прости, что тебя вытащила.

– В чем дело?

– Не нравится мне этот котенок. Он у нее, –подруга кивнула в сторону хозяйки, – чем-то переболел, оказывается. И досих пор еще не выздоровел. Что я, дура – тысячу евро платить за больноеживотное, которое у нас в поезде сдохнет?

Ксеня еле оторвалась от созерцания котов и подошла кнемолодой женщине, у которой на руках сидел худой черный котенок с заостренноймордочкой.

– У вас замечательные кошки, – искренне сказалаона. – Очень приятно было с ними пообщаться.

– Замечательные, да, – кивнула та, ничуть нерасстроенная отказом покупательницы. – И этот будет замечательный. Зряваша подруга от него отказалась. Просто у него реакция на прививку, это скоропройдет.

Котенок уставился на Ксению, и она увидела, что глаза у негоярко-желтые, как сердцевина ромашки. Над глазами котенка ежиными иглами торчаличерные шерстинки, широкий бархатный нос поблескивал, словно смазанныйвазелином.

– Как его зовут? – спросила Ксения, разглядываязверька.

– Он пока без имени. Если возьмете – сами придумаете,как его назвать.

Девушка подумала, что она еще не настолько сошла с ума,чтобы отдавать за кота тысячу евро, в то время как в любой подворотне этихкотят можно набрать бесплатно два мешка. Но хозяйка довольно бесцеремонносунула ей котенка, и Ксеня осторожно взяла его в руки.

Он был ужасно длинный, как трамвай, и казалось, что лап унего не четыре, а восемь – они торчали врастопырку, и держать котенка былоочень неудобно. Ксения провела пальцем по загривку, и звереныш немедленнооткликнулся – он не замурлыкал, а запел, тоненько и нежно. Она провела еще раз– и маленький кот на ее руках блаженно зажмурил желтые глаза и даже задние лапывытянул от удовольствия, подрагивая ими, отчего стал похож на черногодлинноного кролика. Он распевался, уткнувшись мордой ей в руку, и она ощущала,что нос его такой же мокрый и сопливый, как шляпка молодого масленка.

– Ах ты кот… – шепотом сказала Ксеня, почесываяпоблескивающую спинку носа.

– Пр-р-р-р-р, – согласился котенок и вдруг добавилсовершенно по-человечески, с вопросительной интонацией: – Ау-мр?

– Что – «ау-мр»? – повторила Ксения, рассмеявшись.

И тогда он разразился серией звуков, больше похожих наптичье щебетанье, чем на кошачье мурлыканье. Он пел серенаду кошачьей нежности,песню о двери в лето и о любящих хозяевах, о которых приличный кот всегдапозаботится. Затем открыл глаза, поднял черную усатую морду к Ксене ивопросительно уставился на нее.