— Тут вы должна спросить, — прошипел Абрахам. Нет, все же рассказчик из него был не самый лучший. — зачем ему это понадобилось.

— Ой, прости, — спохватилась Иция. — так зачем, говоришь, Горшечнику понадобилось разбивать свою душу?

— Хороший вопрос, Иция, — менторским тоном произнес Шенси. — он хотел, чтобы каждый осколок его души отправился в свое собственное путешествие. Так, по дорогам, которым он шел раньше один, смогло бы идти десять, двадцать, тридцать Горшечников. Так бы он смог, возможно, отыскать то, что так жаждала его душа.

Хаджар мысленно отправился в путешествие по уголкам собственной памяти. Он вспомнил Школу Святого Неба и то злосчастное озеро, где он повстречал осколок души Горшечника. Видимо эльфы, все же, согласились поделиться своим эликсиром.

— Увы, князь Радужных Эльфов отказал ремесленнику в его просьбе.

В который уже раз Хаджар едва не споткнулся?

— И тогда, Горшечник, душу которого целыми эпоха одолевали демоны гнева и скорби, отправился к тем, кто мог бы ему помочь. Он пришел к людям, некогда изгнанным из цветущего края. Людям, желавшим не просто наслаждаться местной терной, а стремящимся использовать её в своих, алчных и низменных целях. Горшечник пришел к ним с одной единственной просьбой — чтобы те помогли ему забрать эликсир у Радужных Эльфов. Цена же, которую ему назвали, была ужасна. Люди попросили у Горшечника выковать им доспехи и оружие, которое даже после смерти оставит воина в миру живых, чтобы тот мог сражаться со своим врагом. Год и один день Горшечник провел в кузне, а затем, на утро второго дня, армия людей обнаружила двадцать тысяч волшебных доспехов, источавших терну смерти и разложения. Они надели их, не зная, какое зло задумал Горшечник. Стоило им облачиться в доспехи, как их тела расплавились и стали частью брони, надетой на их оголенные души, которые теперь были под властью ремесленника. Тот не хотел отдавать столь страшное оружие в чужие руки, как он и не хотел зла Цветущему Краю. Но он не мог позволить себе свернуть со своего пути. И, возглавив армию призраков, он отправился на войну с Радужными Эльфами. Так Горшечник стал Генералом. Битва была страшна, а последствия её… вы видите и сами. Некогда Цветущий Край превратился в топи Эглхен, названные в честь жены Князя, которая пыталась спасти зелье от Горшечника, но он оторвал ей голову собственными руками и вытащил искомое из еще теплого тепла, где та прятала злосчастный флакон.

— Ох уж эти легенды прошлого… кто, в здравом уме, будет прятать флакон с зельем, расщепляющим душу, в собственном теле.

— Что было дальше с Горшечником — моя история того не знает, — Абрахам делал вид, что не заметил ремарки гнома. — но ходят слухи, что бессмертная армия Генерала до сих пор бродит где-то в этих топях и ждет своего часа, чтобы…

— Не думаю, что это простые слухи.

— Густаф! Чтоб тебя… я ведь предупреждал, да?

— Смотри, Абрахам!

Хаджар проследил взглядом направление куда указывала рука лучника.

— Проклятье! — выругался он и обнажил Синий Клинок.

Легенды прошлого… почему-то они имели неприятное обыкновение оказываться правдой.

Хаджар видел в своей жизни призраков и мертвецов. С некоторыми ему даже доводилось сражаться. Но то существо, что стояло через полсотни метров от их отряда никак нельзя было отнести ни к одной из этих категорий.

В отличии от призрака, оно словно обладало своей плотью. Энергия не протекала сквозь него беспрепятственно. Она задерживалась внутри, абсорбировали и преобразовалась в нечто совсем иное. Нечто темное. Как сгусток перегноя. Как если бы болото под их ногами загустилось, ожило и приняло гуманоидную форму.

И в то же время, это был и не мертвец. Хаджар не ощущал, чтобы от создания исходила энергия смерти. И ледяной шепот не терзал затылок и шею.

Чтобы это ни было, оно не поддавалось пониманию Хаджара. И, судя по всему, остальные члены отряда так же не знали, что и думать.

— Почему оно не нападает? — прошептал Густаф.

Он до скрипа натянул тетиву и положил стрелу в углубление на дуге. Энергия и воля закружились вокруг стрелка. Лучники, на подобной дистанции, являлись опаснейшими из противников. Их техники обладали воистину невероятной скоростью, а убойность лишь одного выстрела была сравнима с сильнейшим ударом клинка.

Не даром их боялись и уважали на поле брани.

Другое дело — честная дуэль один на один. Если войти с лучником в партер, то у последнего не оставалось практически ни единого шанса, чтобы выжить.

— Проклятье, — выругался Шенси, обнажая саблю и кинжал. — это единственное, что тебя сейчас заботит?

— Малолетка прав, — на теле Алба-удуна вспыхнули его татуировки, глаза затопило оранжевым сиянием, а топоры запылали яростным пламенем. — чтобы это ни было, оно не спешит нас атаковать.

Густаф и гном оказались правы. Создание все так же оставалось неподвижным. Оно стояло поперек тропы, по которой шел отряд, но при этом стояло неподвижно.

Расколотый, листовидный щит в левой руке слегка отставлен в сторону. Тело, от пята до плеч, покрывала странная броня. На вид она была сделана из кожи, но в то же время в некоторых местах сквозь странный материал просвечивала зеленоватая сталь.

Будто действительно легенда о Горшечнике не обманывала и те воины, что облачились в созданную им броню, растворились в ней своей плотью.

Наплечник из той самой стали, покрытый неизвестными символами и рунами лежал на правом плече. Он слегка сиял и выглядел грозно. Но не так грозно, как капюшон и меч создания.

Под плотной накидкой, закрывающей голову, не было видно ровным счетом ничего. Только пропасть тьмы, внутри которой, кажется, таилось нечто… разбитое и расколотое. Нечто, ждущее шанса, чтобы отправиться дальше. Сбросить эту искусственную плоть и найти свой покой.

Покой…

Это создание отчаянно ждало покоя. Ждало суда праотцов, чтобы те рассудили дела своего потомка. Чтобы ждать перерождение либо за столом предков, либо во тьме бездны. Но даже голодная пропасть холодной тьмы будет лучше той, что заменила некогда славному воину его лицо.

Хаджар вздрогнул от наваждения.

Ему показалось, что это не он заглянул внутрь того, что осталось у существа от его сознания, а оно само затянуло Хаджара внутрь себя. Чтобы тот ощутил все то одиночество и жажду смерти, пронесенные древним воином через неисчислимое количество эпох.

— Я пойду один, — произнес Хаджар.

— Хаджар-дан, — подался было вперед Алба-удун, но Гай положил руку на плечо гному и покачал головой.

— Этот солдат опоздал на свидание к смерти, — произнес он ледяным голосом. — его единственный шанс восстановить свою честь — славный поединок.

Густаф снял стрелу с тетивы, Иция обернула кнут вокруг руки, а Шенси вернул саблю и кинжал обратно в ножны.