– Ну, во-первых, при коммунистах никто денег не отменял. Аво-вторых, было другое – привилегии, чины, знакомства. Но в конечном счете всесводилось к той же древней страсти добыть для себя мамонта пожирней. Еслинеобходимо при этом кончить соседа-охотника – запросто. Если в пещере тухнетуже тонна мяса, все равно надо еще.

– Ну хорошо, а русское купечество до революции? Честность,благородство, верность традициям, меценатство, наконец.

– Миф. Сколько благородных купеческих детей швыряло семейныекапиталы бандитам-большевикам…

– Да, я читал что-то. Савва Морозов… Алиса ничего неответила. Теперь она не отрываясь смотрела на экран и даже поморщилась, оттогочто Деннис все продолжал говорить и мешал ей слушать голос комментатора,который как раз рассказывал про взрыв в городе Беэр-Шева.

– Взрывное устройство было установлено в туалетной комнатеуправления полиции… – тараторил комментатор. – Компетентные источникиутверждают, что чудовищный взрыв был всего лишь отвлекающим маневром. Настоящейцелью террористов являлся известный биохимик Натан Бренер, похищенный из своейлаборатории через десять минут после взрыва. Пока ни одна из экстремистскихорганизаций не взяла на себя ответственность за этот исключительный по дерзостии жестокости террористический акт, никто не выдвинул своих условийправительству Израиля и родственникам Бренера.

На экране появилась цветная фотография человека летшестидесяти с крупным, тяжеловатым лицом и буйной седой шевелюрой.

– О господи… Натан Ефимович, – прошептала Алиса и прижалаладонь ко рту.

– Мам, ты чего? – встрепенулся Максимка.

– Алиса, что случилось? – подался вперед Деннис.

– Натан Ефимович Бренер, – она перешла на русский иобращалась только к сыну, забыв о Деннисе, – наш сосед по коммуналке. Ну,помнишь, я тебе рассказывала про Трифоновку? Дядя Натан и тетя Маня. У них былсын Сережа, мой ровесник. Мы с ним ходили в один детский сад и учились в одномклассе. Они уехали в семьдесят восьмом в Израиль.

– Я помню, – кивнул Максимка, – ты рассказывала про Сережу,как вы на чердак залезали, как вас на катке поколотила малюшинская шпана…

– Простите, Алиса, Максим, – перебил Деннис, – я не понимаю,что случилось?

– Мама знает этого человека, про которого говорят в«Новостях», – с гордостью сообщил ему Максим.

– Алиса, вы знаете профессора Бренера? – Деннис уставился нанее так, словно услышал, будто она знакома с папой римским.

– Да, наши семьи жили в одной квартире в Москве. Я вырославместе с его сыном, мы ровесники. Они уехали в Израиль, когда нам было попятнадцать лет. С тех пор я про Бренеров ничего не слышала, и вот… Оказывается,Натан стал здесь профессором и его похитили террористы.

– Как это – в одной квартире?

– В общей. В Москве было много общих квартир.

– О, да, я слышал. Коммунистические квартиры, вродеобщежитии. Наверное, такие квартиры были только в центре, в старых домах? –Деннис улыбнулся одними губами, глаза при этом оставались неприятнонапряженными.

– Да. В новостройках только отдельные.

– Значит, вы родились и выросли в центре Москвы? А гдеименно? Дело в том, что я бывал в Москве семь лет назад, много бродил поцентру.

– Район проспекта Мира. Трифоновская улица, – рассеянноответила Алиса, только тот дом уже давно снесли.

Гамбург, июль 1979 года

Не чувствуя усталости, Карл пять часов подряд бродил поулицам шумного, яркого постового города, вглядывался в лица людей, подолгуостанавливался у витрин дорогих магазинов. Он впервые в жизни попал «за стену»,в другую Германию.

Все сверкало и переливалось, кипело огнями немыслимыхреклам. Великанская бутылка кока-колы опрокидывалась над проспектом, из нееизливалась электрическая пенная лава. Настоящий белый дым поднимался в черноенебо от гигантской сигареты электрического ковбоя. Ковбой курил и улыбался.Тысячи лампочек вспыхивали, меняя рисунок.

Над счастливым бессонным городом бесконечно прокручивалисьоднообразные рекламные сюжеты. Чудовищный бело-голубой неоновый червяк выползализ тюбика зубной пасты на щетину великанской зубной щетки. Переливающийсяогненный «Мерседес» несся по ночному небу. Внизу, в дорожной пробке, жалобновыли его разноцветные братья, казавшиеся игрушечными по сравнению с рекламнымкрасавцем.

Карл вдруг почувствовал, что весь этот город под огненнымикартинками тоже ничтожный, игрушечный. Стоит зажмуриться, и он исчезнет,растворится в черноте приморской влажной ночи. Мир бюргеров, мясников и прачек,жадный, жалкий, ненастоящий. Декорация дешевого, бездарного спектакля, вкотором играют не актеры, а марионетки. Автор пьесы давно сгнил в могиле,режиссер спился, валяется под забором на нищей окраине, кукловоды сошли с ума,и куклы дергаются в бессмысленном безобразном танце, словно больны пляскойсвятого Витта.

Только сейчас Карл по-настоящему осознал, что имел в видудедушка Фриц, когда говорил о торжестве прачек и мясников. Тусклый,благопристойный немецкий социализм кажется логичней и совершенней, чем этотсвободный, яркий, наглый капитализм, с его хаосом и неоновой иллюминацией. Присоциализме плебейская серая масса знает свое место, подвластна порядку, волехозяина, пусть тупого, недостойного, но хозяина. А здесь прачки и мясники самисебе хозяева. Это их мир. Это торжество их вульгарных, тошнотворно-пошлыхидеалов.

Сложные чувства, философские размышления, навеянные огнямибеспечного ночного Гамбурга, вовсе не расслабляли, не отвлекали Карла отосновной цели его долгой прогулки. Наоборот, заряжали спокойной бодройненавистью и помогали сосредоточиться.

Блуждая с полудня до глубокой ночи по улицам, по яркимбессонным проспектам и тихим переулкам, вспоминая дедушку Фрица, презираявместе с ним жалкий хаос бюргерского мира, Карл тщательно проверился на предмет«хвоста», основательно изучил расположение домов в тех кварталах, по которымпотом ему придется уходить от полиции.

Мимо главного пункта предстоящей операции он прошел всегоодин раз, неспешной походкой праздного туриста. Панель под ногами пересекалапушистая ковровая дорожка, этакий ровный синтетический лужок, протянутый изхолла шикарного пятизвездочного «Принц-отеля» по мраморным ступенькам на улицу.Два швейцара в красно-зеленых ливреях и блестящих цилиндрах застыли навытяжку,как манекены, у стеклянных дверей. Чуть поодаль прохаживались полицейские, вначале и в конце квартала стояли патрульные машины.

Карл свернул на параллельную улицу. Там было пусто и тихо.Старинный квартал реставрировался, несколько домов были обтянуты сеткой поверхстроительных лесов. Оглядевшись, Карл вскочил в подвесную люльку, вытащил изкармана куртки тонкие кожаные перчатки, натянул на руки.