— Да, конечно, во всем виноваты копы, — покивал здоровяк. —Совсем как в твоих красно-либеральных книгах, правильно? Парень, да от тебя заверсту несло «травкой». Ты ею провонял! Тэк

— Послушайте… — начал Джонни.

— В машину, красный! В машину, гомик! — Голос негодовал, носерые глаза смеялись.

Это шутка, подумал Джонни. Какая-то безумная шутка.

И тут с юго-запада донесся вой нескольких койотов. А когдакоп повернулся посмотреть, где они воют, и заулыбался, Джонни почувствовал, чтоиз груди его вот-вот вырвется крик, и плотно сжал губы, чтобы подавить его. Повыражению лица копа Джонни понял: шутки кончились. Безумие копа не вызывалосомнений. И, Господи, какой же он здоровенный.

— Мои дети пустыни! — воскликнул коп. — Как мелодично онипоют!

Он улыбнулся, посмотрел на мешок, который держал в руке,покачал головой и расхохотался. Джонни стоял, не сводя с него глаз.Уверенность, что таких, как он, не убивают, внезапно исчезла без следа.

— «Путешествие с «харлеем», — передразнил его коп. — Можноли придумать для книги более глупое название? А сама идея еще глупее. Простокража литературной находки Джона Стейнбека… писателя, которому ты в подметки негодишься… меня это бесит.

И, прежде чем Джонни понял, что происходит, вспышка болиполыхнула в его голове. Он почувствовал, что валится назад с прижатыми к лицуруками, ощутил горячую кровь, хлынувшую между пальцами, подумал: Со мной все впорядке, я не упаду, со мной все в порядке, а в следующее мгновение уже лежална боку на асфальте и орал во все горло. Нос под его пальцами уже не казалсяпрямым, он лежал на левой щеке. В восьмидесятых у Джонни искривиласьперегородка, спасибо кокаину, который он нюхал без всякой меры. Джоннивспомнил, что его доктор рекомендовал выправить ее до того, как он врежется встолб или вращающаяся дверь стукнет его по носу. Доктор также предупреждал, чтоперегородка может сломаться сама по себе. Ничего этого не произошло,перегородку сломали другим, не названным доктором способом. Обо всем этомДжонни думал, продолжая кричать.

— Вернее, это приводит меня в ярость. — И коп пнул его влевое бедро. Боль пронзила тело, мышцы ноги онемели. Джонни катался по дороге,держась теперь за ногу, а не за нос, царапая щеку об асфальт шоссе 50 и крича,крича, крича. В рот попадал песок, он кашлял, отплевывался, чтобы вновь зайтисьв крике.

— Я просто голову теряю от ярости. — Коп пнул Джонни взадницу, поближе к пояснице. Такой боли он не мог вытерпеть, должен быллишиться чувств, но не лишился. Продолжал корчиться на белой разделительнойполосе, заходясь в крике, с хлещущей из носа кровью. А вдали, в сгущающейсятени, отбрасываемой горами, выли койоты.

— Поднимайся, — бросил коп. — На ноги, лорд Джим!

— Не могу, — всхлипнул Джонни, подтянул ноги к груди иобхватил руками живот, принимая защитную позу, знакомую ему со съездаДемократической партии в Чикаго в 1968 году, а может, и раньше, со временлекции, на которой он побывал в Филадельфии, перед первыми «рейсамисвободы»[21] в Миссисипи. Джонни собирался поехать туда не столько ради великойидеи, сколько за материалом, на основе которого создавалась великая проза, но вконце концов что-то помешало. Вероятно, его игрунчик, вскочивший при видезадранной юбки.

— На ноги, кусок дерьма. Ты теперь в моем доме, доме волка искорпиона, и не советую тебе забывать об этом!

— Я не могу, вы сломали мне ногу. Господи Иисусе, как же выизбили меня…

— Нога у тебя не сломана, и ты еще не знаешь, что значитизбить человека. А теперь вставай.

— Я не могу. Действительно…

Громыхнул выстрел, пуля рикошетом отскочила от асфальта, иДжонни взвился вверх еще до того, как окончательно понял, что стреляли не внего. Он стоял на разделительной полосе, шатаясь как пьяный. Нижнюю часть еголица заливала кровь, к которой прилип песок, образуя маленькие островки нагубах, щеках, подбородке.

— Эй, большая шишка, ты же обдулся, — донесся до него голоскопа.

Джонни посмотрел вниз и увидел, что так оно и есть. Как быты ни прыгал и ни скакал, вспомнилось ему. Левое бедро пульсировало болью.Задница онемела, превратилась в кусок замороженного мяса. Джонни подумал, чтоему надо поблагодарить копа. Ударь тот повыше, его разбил бы паралич.

— Ты жалкий писатель и жалкий человек. — Коп держал в рукеогромный револьвер. Он посмотрел на мешок с «травкой» и покачал головой. — Японял это не по твоим словам, а по рту, который эти слова произнес. Если б ячуть дольше смотрел на твой безвольный и надменный рот, убил бы тебя прямоздесь. Не смог бы сдержаться.

В пустыне по-прежнему выли койоты, совсем как в старомфильме Джона Уэйна.

— Вы и так много чего наделали, — пробормотал Джонни.

— Отнюдь. — Коп улыбнулся. — Нос — это только начало.Кстати, тебе это к лицу. Выглядишь ты теперь получше. — Он открыл заднюю дверцупатрульной машины. А Джонни задался вопросом, сколько секунд, минут, часовзаняла эта маленькая трагедия. Он не имел об этом никакого представления. Но заэто время ни одна машина не проехала мимо. — В машину, большая шишка.

— Куда вы меня везете?

— Куда я, по-твоему, могу отвезти обкурившееся красноедерьмо вроде тебя? Естественно, в кутузку. А теперь быстро в машину.

Забираясь на заднее сиденье, Джонни коснулся рукой правогонагрудного кармана кожаной мотоциклетной куртки.

Сотовый телефон на месте.

5

На заднице Джонни сидеть не мог, не позволяла боль, поэтомуон устроился на правом бедре, одной рукой обхватив сломанный нос. Джонничувствовал, как что-то живое и мерзкое, выпустив щупальца, все глубже проникаетв его плоть, но на какое-то время сумел заставить себя этого не замечать.Позволь сотовому телефону заработать, взмолился он тому самому Богу, котороговысмеивал в течение всей своей творческой жизни, в последний раз в рассказе,названном «Погода, посланная небесами», опубликованном в «Харперс» ивстреченном достаточно доброжелательно. Пожалуйста, позволь сотовому телефонузаработать. Боже, и, пожалуйста, пусть меня услышит Стив. Потом, осознав, чтоон ставит телегу впереди лошади, Джонни добавил третью просьбу. Пожалуйста, даймне шанс использовать телефон по назначению, хорошо?

Как бы в ответ на его молитву коп прошел мимо водительскойдверцы патрульной машины и направился к мотоциклу Джонни. Он надел на головушлем Джонни и перекинул ногу через седло. Впрочем, при его росте скорее можносказать, что он переступил через седло. Мгновением позже взревел двигатель. Подтаким гигантом «харлей» как-то уменьшился в размерах. Коп раз пять прибавлял иубавлял газ, словно вслушиваясь в музыку мотоциклетного мотора, потом осторожнотронул мотоцикл с места (Джонни вспомнил, как он сам с такой же осторожностьювывел в свет своего железного скакуна после того, как тот три года простоял вгараже) и медленно скатился с откоса, не забывая про ручной тормоз и зорковысматривая возможные препятствия. А уже в пустыне прибавил скорость и помчалсяпрочь от дороги.