Так эта пара успела полежать всего несколько минут, когда внезапно со стороны «лягушатника» для малышей к ним подбежала еще одна девочка – Эльвина – и с размаху выплеснула в лицо Перри ведро воды. Затем, с воплем отбросив ведро, она помчалась назад, а мальчик – за ней. Они прыгнули в бассейн, и я потеряла их из виду. Вернулся Перри один. К девочке на полотенце он больше присоединяться не стал. Не знаю почему, но я слегка этому обрадовалась.

Парень снова сиганул с вышки. Тогда я как-то невольно встала, пробралась между загорающими взрослыми и кричащими детьми. Зашла в воду. Стала бродить туда-сюда по мелководью, то и дело соприкасаясь кожей с десятками окружающих тел и отмахиваясь от пролетающих волейбольных мячей. Время от времени я принималась плыть под водой, но глаза держала открытыми, надеясь заметить обтрепанные джинсовые шорты. Внезапно его затылок вынырнул прямо передо мной. «Привет!» – воскликнула я. Перри повернулся. По-моему, сперва он меня не узнал – ну, с мокрыми волосами и так далее. А затем улыбнулся. Медленно погрузил в воду подбородок, набрал полный рот воды и выплеснул ее мне в лицо, не переставая улыбаться. А после этого исчез. Я так и осталась стоять, моргая в лучах солнца. Пару минут спустя я увидела, как он перелезает через забор в обратном направлении и рысью спешит прочь.

– Я видела тебя с этим мальчиком, Перри, – чуть позже, под навесом, сказала я Эльвине.

Та потеребила Винни-Пуха на шнурке.

– Ага. Отыгралась за те пончики с крыльца у миссис Чокнутой.

– Да, тогда ты его долго преследовала.

Она стала внимательно рассматривать свой новый ноготь.

– Правда?

– Удивительно, что ты сочла мальчика достойным такой долгой погони.

– Если б поймала, расквасила бы ему рожу.

– В самом деле?

– Угу.

Я решила зайти с другой стороны.

– Но, кажется, ты с ним знакома, с этим Перри.

– Я со многими знакома, – пожала плечами Эльвина.

– А как вы познакомились?

– Он иногда заходит.

– В смысле к Марджи?

– Угу.

– Небось ворует пончики, да?

– Ага. – Она прикусила ноготь – один из девяти неизящных. – Он уголовник.

– Ну, это слишком сильно сказано. – Мне почему-то захотелось защитить его.

– Самый настоящий. Сидел в тюрьме.

Ничего себе! Приехали.

– В тюрьме? Что, правда?

– В исправительном военном лагере.

– В военном? Он же слишком маленький.

– Это специальный исправительный военный лагерь для подростков. Ну, то есть не военный, конечно, его просто так называют. Для детей-преступников. Его там заставляли чистить унитазы зубной щеткой.

– Его суд приговорил к исправительным работам?

– Ага.

– За что? Что он сделал?

– Крал.

– И сколько он просидел в этом лагере?

– Не знаю… Год, – пожала плечами она.

Я вспомнила, как Перри взлетел на забор. Наверное, на полосе препятствий в исправительном учреждении ему каждый день приходилось проделывать такие фокусы.

– А у него есть подружки? – И как у меня выскочил такой вопрос?

Рот Эльвины искривился, как будто туда клоп попал:

– Откуда мне это знать?

19 июля

Лео, я рассказываю тебе все это потому, что:

1. Ты все равно никогда не прочтешь это Самое Длинное Письмо в Истории, так что какая разница.

Или:

2. Дочитаешь, а это значит: мы с тобой будем вместе, поскольку я никогда в жизни не отправлю его по почте – ты получишь его не иначе как из моих любящих рук. А это может случиться, только если мы окажемся в одной комнате, а я никогда не окажусь с тобой в одной комнате, если только не буду знать, что мы вместе навсегда. А если мы вместе навсегда, то тем более какая разница.

Итак…

На этой неделе я пропустила день вкапывания шпателя на Календарном холме (теперь я так его называю). Нет, будильник у меня не сломался. Он прозвенел вовремя. Просто из кровати я так и не вылезла. Дело в том, что мне снился сон. В нем я сидела на одной из каменных груд, а мимо шаркал Арнольд. Он что-то говорил, но так тихо и невнятно, что я не разбирала слов. «Что вы сказали?» – крикнула я ему. Ответа не было. Он просто шел себе дальше.

«Пожалуйста, подождите!» – звала я. А он все шел, и чем дальше уходил, тем громче я кричала: «Постойте!» Наконец он добрался до канала и прыгнул в него. Я побежала туда и застыла на краю, вглядываясь в темные воды. Под поверхностью виднелась движущаяся тень, и я понимала, что это уже не Арнольд, а кто-то другой или что-то другое, и хотела нырнуть туда же, но боялась, поскольку знала: если сделаю это, то потону и сама превращусь в движущуюся тень.

В этот момент и зазвонил будильник. Я проснулась напряженная, скованная, в поту, одновременно ощущая и не ощущая облегчение, поскольку догадалась, что той движущейся тенью был Перри, а Перри, в свою очередь, был Ундиной, и Ундина была Перри… И чтобы продлить послевкусие от сна, и страшного, и восхитительного одновременно, я принялась растягивать время, как жевательную резинку, и растянула до самого рассвета, когда солнечный лучик в уголке окна показал мне, что идти встречать рассвет уже поздно.

23 июля

Сегодня во сне никаких вод я не видела, зато увидела их наяву, они падали с неба: наконец-то дождь! Он унес «облако» жары. Травы аплодировали ему стоя. Цветы, ликуя, танцевали.

Мы поедали кусочки «Райс Криспиз»[29] на кухне у Бетти Лу. Корица слизывала пастилу со своего лакомства. Вдруг Пуся протянула руку вперед и воскликнула: «Ночь!» Мы обернулись к окну. Небо стало почти черным. Послышались отдаленные раскаты грома. Кухня вдруг озарилась белой вспышкой молнии (у меня мелькнула дурацкая мысль: «Может, это Бог щелкнул нас на фотик?»). Удар грома оглушил нас. Корица буквально взлетела ко мне на колени. Пуся метнулась к задней двери – я едва поймала ее прежде, чем она выкатилась наружу.

Разгул стихии продолжался всего 20 минут, но дождь продолжил моросить и после. Мы с Пусей скинули обувь и отправились плясать на задний двор. Хотели и Корицу вовлечь в это занятие, но она не большая поклонница сырости, поэтому забралась под лист гортензии и наблюдала за нами оттуда. А Бетти Лу – из-за сетчатой двери. Пуся и я держали друг друга за руки и вертелись, вертелись так, что голова кружилась. Так мы добрались до дальнего уголка двора, и там вдруг Бетти Лу прокричала:

– Осторожно! Не сбейте лунный цереус!