– Привет, Перри.

Он не шелохнулся.

Я снова попробовала, погромче:

– Перри!

Глаза его открылись и уставились в небо. Потом зрачки заметались влево-вправо, хотя он оставался неподвижен. Наконец зрачки сфокусировались на мне. Голова приподнялась на пару сантиметров над одеялом.

– Кто здесь? – его голос звучал хрипло.

До меня дошло, что Луна теперь светит мне в спину, так что лицо – в тени. А этот простой вопрос вогнал меня в ступор. Насколько мне известно, он даже имени моего не знал. И как же мне представиться? Прикинув несколько вариантов, я остановилась на: «Девушка, в которую ты прыснул водой».

Он рассмеялся, или, во всяком случае, его гортань произвела что-то напоминающее смех. Голова упала обратно на покрывало. Глаза закрылись. Я испугалась, что диалог на этом закончится, но через какое-то время парень спросил:

– Что тебе нужно?

Вопрос не легче предыдущего.

– Пуся говорила, что жаркими ночами ты спишь на крыше.

– Это не ответ.

Он был прав. В голосе слышалось напряжение, совершенно очевидно обозначавшее: «Оставь меня в покое, дай поспать».

– Видимо, я сама не знаю, что мне надо, – призналась я. – Просто проснулась. Было жарко. Вспомнила, что говорила Пуся. И вот я тут.

– У тебя, что ли, своей крыши нет?

– Есть, конечно, но не плоская, как эта. Кроме того, тебя-то на моей крыше нет. Ты на этой.

– Собираешься здесь спать, что ли?

– Да нет, не спать.

– Что тогда?

Я чувствовала крайнюю неловкость. Тот порыв, что привел меня сюда, куда-то испарился.

– Не знаю, – опять повторила я. – Я вообще сначала делаю, потом думаю. – Тут я встала. – Пойду. Прости, что разбудила.

Он порывисто взмахнул рукой.

– Да все нормально. Я все равно уже проснулся. – Он сел. – Имя у тебя есть?

– Старгерл, – сказала я.

Впервые за всю жизнь мне почему-то стало неловко произносить это слово.

Глаза Перри широко открылись:

– Что?

– Старгерл.

– Как? Еще раз!

– Старгерл, – выговорила я в третий раз.

Мне подумалось, что сейчас он раздует из этого целую историю, но парень просто сказал: «Ясно» и опять закрыл глаза.

Этот сценарий был мне незнаком. И из своей роли я не знала ни одной буквы.

– Как ты можешь высасывать лимоны, даже не морщась? – поинтересовалась я.

– Это просто сок.

– На Каплеваль идешь?

– Не знаю.

– Я иду с Пусей.

– Ну, идите.

– Часто ты так пробираешься в бассейн?

– По настроению.

– А ты храбрее меня. Я бы с вышки никогда не прыгнула.

– Значит, ты трусиха.

Не знаю, чего я ожидала от этого разговора, но точно не этого. И с чего я, собственно, взяла, что меня тут примут с распростертыми объятиями? Я снова встала.

– Послушай, Перри, извини меня. Правда. Мне…

Внезапно мальчик выпрямился и рявкнул:

– Ты являешься ко мне в дом, забираешься на крышу, будишь меня. Сон от меня ушел. Ты этого добивалась, хотела не дать мне выспаться?

– Нет, – пискнула я.

– А чего же? Просто посмотреть на меня спящего хотела?

– Нет.

– Поговорить?

Я даже задрожала.

– Наверное.

– Ну так говори. Раньше у тебя с этим трудностей не возникало. Ты преследовала меня до дома, обзывала вором. Читала мне нотации в библиотеке. Кем ты себя возомнила, настоятельницей монастыря или кем-то в этом роде?

– Нет.

– В общем, раскрывай рот и говори что хотела.

Не знаю, сколько времени я простояла молча, пытаясь собраться с мыслями. Никогда не чувствовала себя такой хрупкой, растерянной и беззащитной. Если бы я раскрыла рот, то могла бы только зареветь в голос. До этого момента мне и в голову не приходило, в какое уязвимое положение я себя поставила.

Когда мне наконец показалось, что я вернула себе устойчивость, я сделала самое трудное – а именно шаг вперед. За ним еще один. Но чем ближе я подбиралась к Перри, тем яснее мне становилось, что пропорции нашего общения неверны. Я нависала над ним. Это неправильно. Так что я села, скрестив ноги, на теплую, «ломкую», словно бумага, поверхность крыши метрах в полутора от мальчика. Потом мы долго глазели друг на друга. Несмотря на его недавние призывы, казалось, оба понимали, что для разговора время не наступило. По-прежнему не сводя с него взгляда, я потянулась, сбросила сандалии и кинула их в разные стороны. Тем самым я, видимо, хотела заявить о чем-то, но о чем – понятия не имею. В конце концов набрала воздуха в легкие:

– Ты мне однажды снился.

– Да?

– Ну, не совсем ты… Но ты плавал в канале. Пуся рассказывала, ты и вправду там плаваешь.

– Однажды было дело.

– …В общем, я видела тебя под водой. Ты был совсем темной, призрачной фигурой, но я знала, что это ты. А в следующее мгновение это был уже не ты, а Ундина. Затем снова ты и снова Ундина. То так, то этак…

– Ундина, – повторил он.

– Из книги, которую ты читал тогда в библиотеке.

Он не отвечал. Только пристально смотрел на меня.

– Я ее тоже заказала и прочла в один присест. И буквально в нее влюбилась.

Он все смотрел.

– А тебе она не очень нравится?

– Нет.

– Правда? Почему?

– Героиня – дура.

– Как это?

– Думает, что все вокруг чудесно, все вокруг прекрасны…

– А ты так не думаешь?

Он фыркнул.

– А еще постоянно поет. Слишком радостная.

– Слишком радостная? – переспросила я. – Разве такое возможно? Радость есть радость, она всегда хороша, ты так не думаешь? Разве бывают слишком радостные люди?

– Эти люди живут в волшебной сказочке. То есть в фальшивом мире.

– Но ведь и для Ундины далеко не все медом мазано, – заметила я. – Ей приходится и грустить.

– Недостаточно. Она дура. И ненастоящая.

Внезапно меня осенило.

– Перри, – сказала я, перемещаясь ближе к нему, – ты ведь не дочитал книгу, верно?

– Это отстой.

– Не дочитал, да?