не узнать, легче считать, что они просто сгинули в забвении веков. И теперь он узнает, возможно (Возможно? Да всё сходится!), о судьбе ещё одного жреца. И она его пугала. Тринадцать веков. Тринадцать веков он ходил по Глубинным Тропам. Это свело его с ума, он не выдержал, всё забыл, начал воспринимать себя детищем скверны. Но ведь изначально, после возвращения из Тени, он наверняка, как и Сетий, хоть сколько-то осознавал себя. Сколько? Сколько он провёл в сознании, помнил оборвавшуюся в родном мире жизнь, свершённую и уже непоправимую ошибку, взывал за помощью к Богу, который и толкнул на этот роковой шаг его, всех их, весь мир и который ему больше никогда не ответил? Неисчисляемое количество лет…

Оглядываясь на всё это вновь, Безумец с потрясением понимает, что, Пустота его побери, как же ему всё-таки повезло. Нет, в Тени он не спал, не впал в чёрное беспамятство. Он помнил безвременный мёртвый ритм места, в котором пробыл, помнил безмолвное ожидание неизвестности, длившееся по ощущениям вечность. И магия… Дикая своевольная чужая магия, которая должна была его убить, но которая только сплеталась с ним, с его магическими силами, от рождения искажёнными экспериментами. Но в Тени маг практически не осознавал себя, не помнил прошлой жизни, не понимал ошибок и не видел последствий. Так что его заточение не идёт ни в какое сравнение с пытками, которые ждали жрецов, вынужденных проживать каждый чёртов день следующие несколько веков.

Na via lerno victoria.

«Только живым ведома победа», — любимое изречение каждого имперца. Но даже эти слова исказил тот ритуал. Возвращение живыми из Тени обернулось для жрецов совсем не победой…

Глава 22. Ой, в моём садочке

Комната на первом этаже поместья была большой, вероятно, архитекторами подразумевалось использовать её в качестве малого бального зала или столовой, однако сейчас она была отдана под спальню всего лишь одного человека. Хотя точнее будет сказать, что под конкретно спальню здесь было выделено минимальное количество площади: вся мебель сдвинута поближе к двери. Всё остальное же пространство комнаты заняла оранжерея. Настоящие джунгли из горшков и растений. Не знаешь, как тут ходить — заблудишься. Единственной, кто знал об этих «домашних джунглях» всё, была их хозяйка.

Этим поздним вечером, когда не только все домочадцы, но и слуги легли спать, молодая девчонка бродила среди своего маленького рая с лейкой в руках, поливая зелёных подопечных. Этот маленький, но уже разросшийся сад — её рук дело, любимое и главное увлечение.

В своё время отец так умилялся, когда привозил своей младшей единственной дочурке разные красивые цветочки в горшках, которые считались эльфийскими. Откуда же ему было знать, что это баловство не будет отдано слугам на попечение, а потом, завянув из-за неправильного ухода, выкинуто, а, наоборот, станет увлечением для юной магессы. В её руках это удивительное наследие древних мастеров не только выжило, но и разрослось во всю свою первозданную красоту.

Никто не понимал, откуда у девочки взялась такая страсть к садоводству. Наверное, от прошлых поколений, как минимум того, чьи книги и личные дневники по изучению эльфийских растений хранились в библиотеке из уважения к предку и по которым девушка ныне училась. Впрочем, её мать тоже любила цветы, да только не умела она за ними ухаживать: от её ухода вяли на клумбе даже неприхотливые, по сравнению с некоторыми творениями древних селекционеров, розы. Зато у юной магессы всё получалось поразительно легко. Да только не одобряла семья её увлечения. Во-первых, негоже леди самой копаться в земле, когда для этого есть рабы. А во-вторых, эта семья была из тех, кто считал сады пережитком элвенанской эпохи. Пара клумб как прихоть матери, да небольшой сад с фруктовыми деревьями и беседкой, куда не стыдно было отвести какого-нибудь гостя и о котором заботились бы исключительно слуги, и рассадить там пару видов полудиких неприхотливых эльфийских цветов, так для экзотики — этого было достаточно. И уж тем более не надо эту «формальность» засаживать более редкими эльфийскими растениями, которые и дорогие, и более требовательные, да ещё и капризные: попробуешь выкопать по незнанию какой-нибудь «лопух», а он тебя молнией хлестнёт.

Но уничтожить увлечение младшего ребёнка у главы семейства рука бы не поднялась, он разрешил и дальше пачкаться в земле, но только в пределах своей комнаты, подальше от посторонних глаз. Вот так и оказалась оранжерея в спальне девушки.

С любовью магесса смотрела на своих зелёных соседей по комнате. Ну, как можно не любить творения древних селекционеров? Ведь они уникальны, каждый вид выделяется какой-то удивительной особенностью, и все до одного они магические. Разве дорогое неживое искусственное убранство, которым украшены усадьбы более влиятельных и успешных коллег отца и к которому он так же из соперничества стремится, может быть лучше живых созданий, способных своей уникальностью затмить любое богатство? Видимо… лучше, раз на её увлечение смотрят лишь со снисходительностью, словно на шалость ребёнка, баловство. Вон старший брат, наследник отца, дождаться не может дня, когда сестру наконец-то выдадут замуж, чтобы избавиться от всех «сорняков» и использовать комнату по изначальному назначению или для своих нужд.

Вечерний ежедневный полив пришлось приостановить, когда её огненно-рыжие кудри вдруг стали заложниками игривого вьюна, который на правах главного любимца захватил своими стеблями и все стены, и потолок. Девушка захихикала и поспешила высвободить волосы из зелёного плена. Вьюн, словно разумный, понял, что причинил неудобство, не стал путать и без того непослушные волосы, а обвился вокруг пальцев девчонки. Ему нужно было единственное, через что он понимает этот мир, чувствует свою хозяйку, — магия. И юная магесса поддалась настойчивому вьюну и призвала лёгкое заклинание из созидательной магии. Тёплый свет, который пришёл вместе с магией, окутал её руку. Вьюн этого и ждал, а потому тут же принялся поглощать магию, заодно всё больше обвивая руку девушки; вскоре стебли добрались даже до локтя.

Это растением тем и опасно, что, заигравшись, способно было убить своего хозяина. Либо обовьёт мага до обездвижения, начнёт подпитываться и, не понимая, где граница между добровольно отданной магией и уже жизненными силами человека, тем самым просто долго и мучительно будет убивать, либо просто стеблями удушит. Но девушка всегда сохраняла осторожность. Стоит вьюну в погоне за дармовой энергией удумать взбираться по руке выше, так тут же яркий свет начинал враждебно краснеть, становилось уже не тепло, а горячо, и вот-вот на ладони магички вспыхнет пламя, обжигая стебли и листья растения. Вьюн такое изменение в получаемой