во время бычьего месяца. Он заботился о ней, словно о родной дочери, а после обряда инициации стал её восприемником. Матвей заботился о Мааре, любил, опекал, многое прощал, никогда не отказывал в помощи и до недавнего времени знал все её секреты. Однако девочку всегда мучил факт отсутствия кровных родственников. Уговоры, что к ним не следует испытывать никаких чувств, ведь они сами бросили её ещё в младенчестве, никак не помогали. Маара продолжала мечтать о сестре.

Иногда она разглядывала себя в отражениях луж и думала о том, что у её сестры могло бы быть такое же овальное, узкое лицо. С очень изящными чертами, с прекрасными глазами цвета еловой коры, с длинными тёмными ресницами и соболиными бровями. Лицо этой сестры напоминало бы портрет прекрасной дамы Изумрудных годов. Такой же волшебной, но реальной, близкой, но далёкой, невероятно красивой, но при этом пугающей. Разумеется, эта сестра обладала бы поразительной памятью, мудростью и красноречием, которому завидовали бы абсолютно все. Такая сестра бы стала жрицей, возможно, даже Верховной жрицей. Хотя нет… Верховной жрицей Маара хотела стать сама. А ещё лучше было бы, если бы они вдвоём стали Верховными жрицами Милитарьи. Конечно, подобных случаев история ещё не знала, но ведь кто-то должен начинать?

Маара перешла на вторую поляну, заглянула в свой шатёр и, забрав шкатулку без рун, пошла в лес. При Матвее она старалась так не поступать. Он очень серьёзно относился к её рассказу о таинственной незнакомке и, очевидно, искренне верил, что если Маара сделает шаг в лес, то её тут же съедят. Сама девочка так не считала. Одним движением руки она разламывала деревья, так что бояться следовало не ей, а её.

Отойдя от лагеря, Маара села под высокой сосной, поправила юбку и плащ и принялась крутить в руках серую шкатулку.

— Кровавые рабы обожают воевать, — повторила девочка. — Кров… Кров…

Колдунья принялась произносить слово на разные лады: торжественно, угрюмо, злобно, чересчур чётко, шипя.

— Кровь… — она смягчила конец слова и обмерла. — Кровь.

Девочка посмотрела на шкатулку. Кровь! Как же она раньше не догадалась. Это ведь так просто. Так понятно.

Милитарианка огляделась по сторонам и облизнулась. Да, она же гений! Маара вытащила из сапога небольшой ножик. Несколько секунд она смотрела на ладонь.

— Нет, — решительно сказала она. — Это слишком больно.

Немного подумав, девочка закатала рукав платья так высоко, как только позволяла ткань, сдавившая кожу, словно жгут. Маара зажмурилась и провела лезвием по руке, из-под ножа потекла струйка алой крови.

Колдунья подняла шкатулку и поднесла её к ране. Камень начал медленно окрашиваться в багряный. От нетерпения Маара отняла шкатулку от плеча, обмакнула пальцы в кровь и стала водить ими по сухим граням.

Несколько минут шкатулка оставалась багрово-красной. Маара даже успела подумать, что ошиблась. Но тут камень вспыхнул. На серых гранях начали проступать таинственные руны. Девочка завороженно смотрела на это чудо. Когда все руны проявились, колдунья опустила рукав. Осторожно подняв шкатулку, девочка покрутила её перед глазами. От крови пальцы быстро стали липкими и покраснели.

Маара опустила руку со шкатулкой на землю, а затем обессиленная прислонилась к стволу. Невероятно… Ответ лежал на самой поверхности. Почему она не догадалась об этом сразу? Это же очевидно.

Впрочем, с девочкой часто такое случалось. Она любила усложнять всё, что только возможно. Любое простое заклинание, показанное Матвеем, Маара старалась переделать и усилить. Возможно, из-за этого с ней и происходили самые разные казусы. Иногда, отрабатывая то, чему её научил Матвей, девочка пыталась применять свои изобретения. Ведь заклинание мало придумать, его нужно ещё опробовать. А вдруг потребуется что-то подправить? Чаще всего проблема заключалась в том, что Маара создавала нечто очень сильное. И поскольку сама она плохо контролировала собственные силы, результат выходил чрезвычайно эффектным и разрушительным. Впрочем, точно также получалось, когда колдунья точно следовала инструкциям, так что не стоило валить всё на тягу к изобретениям. Просто Мааре нравилось всё новое и необычное, а простота и обыденность быстро наскучивали. Зачем творить магию как все, если есть шанс заняться новаторством?

Именно эта досадная тяга всегда мешала Мааре. Любую задачу, которую можно было решить за пару ходов, девочка растягивала до невозможного, самолично устраивая себе конец света. Со временем Матвей придумал защиту от этого. Давая Мааре очередное задание, он театрально вздыхал:

— Слишком сложно… Все тратят на это чересчур много времени.

Тут уж Маара начинала искать все возможные пути сокращения. И, как ни странно, находила.

Ещё один печальный итог тяги к сложному: Маара почти не общалась со сверстниками. Их мысли, их интересы, их чувства не вызывали у девочки ничего кроме молчаливого изумления. Неужели, говоря всё это, они не шутят? В компании взрослых Маара всегда чувствовала себя проще и увереннее. Ей нравилось слушать их мысли и рассуждать самой. Вот только это тоже продолжалось лишь до тех пор, пока девочка не теряла интерес к теме беседы. Если Маара замечала хоть что-то скучное, она тут же делала несколько шагов назад и с разной степенью изящности заканчивала разговор.

По большому счёту, Маара дружила лишь с Меган. Со всеми остальными девочка общалась, но не более. Взрослые сами не видели в ней друга, а сверстники считали её странной. Оставалась лишь Меган, но даже она не удовлетворяла Маару. Да, интересная собеседница, да, готова разгадывать любые тайны, да, приглашает за семейный стол, но в то же время Меган мало чем отличалась от остальных. Если бы её родители не дружили с Матвеем, вряд ли бы они с Маарой поладили. Колдунья подозревала, что однажды её тяга к сложному и интересному ей аукнется… Впрочем, пусть боги сами рассудят, кто из них прав, кто виноват.

Колдунья поднялась на ноги и побрела в сторону озера. Нужно постирать рукав, а то пока она сидела, он успел из золотистого стать алым. Сосны-великаны обступали лесную тропу со всех сторон. Их ветки, одетые в изумрудный атлас, походили на руки придворных дам. Маара остановилась посреди тропинки, улыбнулась и закружилась на месте. Охровая юбка разлеталась в стороны, словно солнечные лучи, ореховые волосы метались из стороны в сторону. Словно прекрасный вит, дочь Милитарьи, она танцевала между стволами вековых деревьев. Девочка летела вперёд по тропинке словно птица, прекрасная и свободная.

Когда Маара остановилась, она расхохоталась и запрыгала, хлопая ладонью по шкатулке. Прекрасный день, прекрасная жизнь. Разве может что-нибудь испортить этот момент? Пусть её не взяли на консилиум — это уже не виделось Мааре такой большой проблемой — зато она проявила